Давай надеяться на лучшее - Каролина Сеттерваль

Когда приходит сообщение по электронной почте, я сижу на диване и кормлю грудью. Пожалуй, сейчас это мое единственное занятие. Кормлю, сижу со спящим ребенком на руках, стараясь не шевелиться, до смерти боясь, что он проснется и снова начнет кричать. Снова кормлю, сижу неподвижно, пытаюсь отложить спящего младенца, чтобы принять душ или поесть – мне это не удается, я возвращаюсь на диван, кормлю. И так день за днем. Ивану еще нет трех месяцев, когда приходит это сообщение. Ты вернулся на одну из своих работ – не знаю, на какую именно, потому что ты мало о них рассказываешь. Продюсерские компании по производству рекламных роликов или режиссеры-фрилансеры в той же отрасли привлекают тебя как эксперта в области IT. Когда я спрашиваю, как ты провел день, ты отвечаешь, что все это так скучно и что у меня наверняка не хватило бы сил слушать. Раньше я настаивала, но сейчас нет. Это твое право решать, хочешь ты говорить о работе или нет.

Сама я только кормлю. По пути домой ты посылаешь мне эсэмэску с вопросом, что купить – почти все домашние дела теперь на тебе. Ты работаешь, ходишь в магазин, готовишь еду, убираешься, играешь с кошкой, которая совсем забыта с тех пор, как появился Иван. Тренировки тебе пока пришлось отложить. А я все кормлю и кормлю. И вот однажды в четверг, в начале мая, около часу дня, от тебя приходит сообщение по электронной почте.

Я перечитываю сообщение три раза подряд. Сначала я не понимаю. Потом читаю еще раз и начинаю волноваться. После третьего прочтения подступает раздражение. В этом весь ты. Не знаю никого другого столь приземленного и несентиментального, почти болезненно реалистичного, как ты. Ты всегда предельно лаконичен в своих письмах и эсэмэсках. У тебя всегда сделан бэк-ап на компьютере и в телефоне. Ты регулярно меняешь свои пароли, и они всегда содержат прописные и строчные буквы, цифры и специальные значки. Ты сообщил мне, что не хочешь, чтобы тебя хоронили после смерти – пусть лучше развеют по ветру в каком-нибудь месте, куда никто не будет чувствовать себя обязанным приходить с цветами и свечками. Никто другой не послал бы такое в разгар дня с работы своей девушке, кормящей грудью. А ты послал.

Я не отвечаю. Вечером за ужином я спрашиваю тебя, к чему это, – и ты, как я и ожидала, отвечаешь, что у тебя вдруг возникла идея, просто на всякий случай. Что мне полезно будет это знать, если что-нибудь вдруг случится. И больше мы ни словом не упоминаем об этом письме.

Воскресенье, октябрь. Мы уставшие и не особенно нежны друг с другом. Мне очень мало удалось поспать, поскольку Иван опять всю ночь просыпался и требовал грудь. Пока что я не научилась засыпать в кратких перерывах между бесконечными кормлениями, и, учитывая, что Ивану скоро восемь месяцев, это начинает сказываться. Я совершенно измотана. Сегодня я раздражена, мне жалко себя. Ты в стрессе, стараешься все успеть. Ты не рассказал своим работодателям, что уже через неделю возьмешь отпуск по уходу за ребенком и будешь работать на полставки. По этому поводу мы часто ссоримся. Я хочу, чтобы ты уменьшил свою нагрузку, чтобы у тебя оставалось время – и силы – на нас, нашего ребенка, наш мирок. Ты этого не хочешь. Вернее, ты говоришь, что хочешь, но это невозможно. Объясняешь, что у фрилансеров жизнь не такая. Многие годы ты нарабатывал клиентскую базу, и, если теперь ты на полгода исчезнешь с горизонта, тебя тут же забудут. Заменят другим. Ты тоже устал. Вид у тебя расстроенный, когда ты позволяешь себе расслабиться. Ты даже не в состоянии думать о том времени, которое уже не за горами – когда ты будешь половину дня проводить дома с Иваном, а оставшееся время суток работать. Я тоже в стрессе. Обижена. Встревожена. Совсем не так я себе представляла нашу семью. Ты говоришь, что я знала, на что шла, когда заводила от тебя ребенка. Я отвечаю – я надеялась, что все будет по-другому. Никто из нас не хочет огорчать другого. В последнее время это становится все более невыполнимой задачей. Однако мы не сдаемся.

Три недели назад мы переехали – на самом деле у нас не было времени на переезд, но мы его все же осуществили. Упаковывались по ночам в те краткие промежутки, когда Иван спал один. В полном молчании, не имея тем для разговора, где дело не закончилось бы обидами или ссорой, мы укладывали вещи. Так же и переезжали. Теперь мы уже почти все распаковали, а сегодня вынуждены сделать перерыв, потому что машина забарахлила. Придется поехать к твоим родителям, чтобы папа взглянул на нее. Мы сажаем Ивана в детское креслице на заднем сиденье, ты сидишь рядом, а я за рулем. Не могу удержаться, чтобы в тысячу первый раз не сказать веселым голосом, который никого не может обмануть, что было бы неплохо, если бы у нас обоих имелись права. Стиснув зубы, ты отвечаешь, что скоро займешься этим вопросом. Я не спрашиваю, когда – у меня нет сил опять ругаться по этому поводу. Меня уже мучает совесть из-за моего комментария. В машине становится тихо. Иван в хорошем настроении, и, чтобы оно не испортилось, ты развлекаешь его всякими звуками и игрушками. Я становлюсь плохим водителем, когда Иван плачет, а никто не может развеселить его так, как ты. Когда я слышу, как вы играете на заднем сиденье, а Нюнэсвеген переходит в Тюресёвеген, которая приведет нас в Вендельсё, и дом твоих родителей уже близко, я думаю, что все равно очень люблю вас. Просто у нас сейчас немного трудный период.

Ты помогаешь отцу чинить машину. Я пью чай с твоей мамой. Она расспрашивает меня, деликатно и уважительно, как у нас дела. Я отвечаю – менее деликатно, но все же уважительно, что сейчас на нас свалилось так много всего. Мы недосыпаем, и ты в стрессе. Переезд дался нам тяжело, Ивана мучают кошмарные сны, он просит грудь по ночам. Мы даже не успеваем ничего чувствовать, говорю я, – но это ложь.

К дому подъезжает твой брат. Он не предупреждал, что приедет, и я вижу через окно кухни, как вы оба обрадованы внезапной встречей. Вы смеетесь и обнимаетесь. Он хлопает тебя по спине – ты буквально исчезаешь в его объятиях. Брат всегда был гораздо больше тебя. Ниже ростом, но шире и сильнее. Я вижу, как лицо твое сияет, когда по пути к дому он рассказывает тебе что-то смешное. Твои быстрые шаги по лестнице – ты торопишься в кухню, желая показать Ивана. Твой старший брат видел его всего один раз. Встретиться как-то не получалось – в последнее время все были слишком заняты. Он разговаривает с ними, говорит, что Иван очень вырос и так похож на тебя. Он называет тебя братишкой. Пьет кофе большими глотками. А ты выпиваешь стакан колы. Потом вы возвращаетесь к машине. Я выхожу с вами во двор. Иван сидит в слинге у меня на животе. Достав из кармана телефон, я фотографирую вас, стоящих у нашей машины. Оказывается, какая-то проблема с дворниками. Вам не удается ничего починить. На фотографии вы стоите спиной к камере, один из вас чешет в затылке. Два брата и отец, которые видятся в последний раз в жизни, не подозревая об этом.