Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зачем я вернулась в Александрию, все потеряв? – усталоспросила она. – Потому что храмовники говорили, что царица – наша общаяМать. Упоминали о солнце и огне. Я поняла, что с Матерью случилась беда и чтотолько храмовникам известно какая. А тело мое снедала боль, пусть терпимая, ноболь, и Мать могла бы исцелить меня. Оставалось лишь найти ее.
Я не ответил.
С тех пор как я увез Тех, Кого Следует Оберегать, я никогдане встречал таких женщин. Даже среди тех, кто пьет кровь. Никто из моихзнакомых не обладал таким красноречием, такой поэтичностью и не мог похвастатьстоль долгой и насыщенной событиями жизнью.
– Больше века Священные Прародители оставались со мной вАнтиохии, – тихим голосом объяснил я. – В мой дом являлисьвоинственные, жестокие существа, сильно пострадавшие от Великого Огня иодержимые желанием похитить Могущественную Кровь. Но ты там не появлялась.
Она покачала головой.
– Антиохия мне и в голову не приходила. Я полагала, что тыотвез Мать и Отца в Рим. Ведь тебя называли Мариус-римлянин. «Мариус-римлянинпохитил Мать и Отца!» – слышалось со всех сторон. Вот почему я отправилась встолицу империи, а потом на Крит. Как видишь, я жестоко ошиблась. ДажеМысленный дар не помог мне отыскать тебя. Я не слышала, чтобы о тебе говорили.
Я не стала тратить все свое время на поиски Матери и Отца иотдалась на волю собственных страстей, создавая себе все новых и новыхспутников. Как видишь, века исцелили меня. Теперь я намного сильнее тебя,Мариус. И бесконечно сильнее твоих друзей. Меня тронули твои обходительныепатрицианские манеры, твоя старомодная латынь, равно как и преданное восхищениетвоего друга Авикуса. Но я поставлю вам ряд жестких условий.
– Какие именно? – спокойно спросил я.
Маэл кипел от бешенства.
Эвдоксия долго молчала, и лицо ее выражало лишьдоброжелательность и сердечность. Наконец она негромко сказала:
– Отдай мне Мать и Отца, Мариус, или я уничтожу тебя и твоихдрузей. Я не позволю вам ни уйти, ни остаться.
Авикус стоял как громом пораженный. Маэл, хвала богам, отярости потерял дар речи. Я же, потрясенный до глубины души, долго не могсобраться с мыслями.
– Зачем тебе Мать и Отец, Эвдоксия? – наконец спросиля.
– Не прикидывайся дураком, Мариус. – Она сердитопокачала головой. – Ты прекрасно знаешь, что нет крови сильнее, чемМогущественная Кровь Матери. Я же говорила, что каждый раз, когда я приходила кней, Мать принимала меня и дарила Кровь. Она нужна мне постольку, поскольку мненужна ее сила. И я не потерплю, чтобы царь с царицей оставались во власти тех,кто может совершить глупость и опять оставить их на солнце.
– Ты хорошо подумала? – прохладно спросил я. – Какты собираешься сохранить тайну? Насколько я успел заметить, твои спутникипрактически дети – и по смертным годам, и во Крови. Ты хоть знаешь, как тяжелоэто бремя?
– Еще до тебя знала. – Лицо Эвдоксии исказилось отгнева. – Играешь со мной, Мариус? Не выйдет. Мне известно, что у тебя насердце. Ты не желаешь отдать мне Мать, чтобы не делиться кровью.
– Даже если и так, Эвдоксия, – ответил я, сдерживаясьизо всех сил, – мне нужно время, чтобы обдумать твои слова.
– Времени ты не получишь, – злобно сказала она,порозовев от гнева. – Отвечай немедленно, или я тебя уничтожу.
Ее внезапная ярость застала меня врасплох, но я быстропришел в себя.
– И каким же образом?
Маэл вскочил на ноги и встал за стулом. Я дал ему знак недвигаться. Авикус в немом отчаянии остался на месте. По его щекам катилиськровавые слезы. Он был не столько испуган, сколько разочарован и, я бы сказал,преисполнен мрачной отваги.
Эвдоксия повернулась к Авикусу, и в этом движении я уловилугрозу. Прекрасное тело напряглось, взгляд застыл. Она явно намереваласьсовершить что-то ужасное, и пострадать должен был Авикус.
Ждать было нельзя. Я вскочил, схватил Эвдоксию за обазапястья и развернул лицом к себе, смело встретив ее яростный взгляд.
Конечно, физическая сила здесь роли не играла, но что мнеоставалось? Какими способностями одарили меня годы? Я не знал. Но ниразмышлять, ни экспериментировать времени не было. Из самой глубины сознания япризвал на помощь все свое могущество.
Меня вдруг словно ударили в живот, а потом по голове. Акогда Эвдоксия закрыла глаза и обмякла у меня на руках, я почувствовал сильныйжар, опаливший лицо и грудь. Но этот жар не причинил мне вреда. Я отразил его инаправил туда, откуда он появился.
Это была беспощадная битва – яростное сражение снепредсказуемым исходом. Я снова собрал воедино веками копившуюся мощь и сновапочувствовал, как Эвдоксия слабеет, опять ощутил приближение огня и опять непострадал.
Швырнув соперницу на мраморный пол, я направил против неевсю свою силу. Закатив глаза, Эвдоксия извивалась на мраморе, ее руки тряслись.А я усилием воли прижимал ее к полу, не позволяя подняться.
Наконец она затихла, глубоко вдохнула и, открыв глаза,посмотрела мне в лицо.
Уголком глаза я заметил, что ей на помощь спешат Асфар иРашид, размахивая на бегу огромными сверкающими мечами. В отчаянии я поискалглазами зажженную масляную лампу, но гневные мысли опередили меня: «Чтобы тысгорел!» Не успели эти слова промелькнуть в моей голове, как Рашид остановился,вскрикнул и мгновенно исчез в пламени.
Я в ужасе смотрел на происходящее и знал, что это моя вина.И все присутствующие знали. Скелет мальчика на миг мелькнул в огне и тотчасрассыпался в прах.
Не видя иного выхода, я повернулся к Асфару и тут же услышалголос Эвдоксии:
– Довольно!
Она попыталась встать, но не смогла.
Я взял ее за руки и помог подняться.
Склонив голову, она попятилась, потом обернулась ипосмотрела на останки Рашида.
– Ты убил того, кто был мне дорог, – дрожащим голосомпроизнесла она. – Ты даже не знал, что владеешь Огненным даром.
– Но ты хотела уничтожить Авикуса, – сказал я. – Именя. – Я вздохнул. – Ты не оставила мне выбора. Ты сама преподаламне урок. – Я дрожал от изнеможения и ярости. – Мы могли бы жить вмире и согласии.
Я посмотрел на Асфара, застывшего в стороне. Он не смелприблизиться ко мне.
Эвдоксия без сил опустилась в кресло.
– Мы уходим, – негромко, но с угрозой в голосеобратился я к ней. – Только попробуй причинить вред мне или моим спутникам– и ты изведаешь всю глубину моей силы. Как ты уже поняла, я и сам ее не знаю.