«Эх, Томка! Что ж ты не в меня!» – этот упрек она слышала часто и даже сейчас, испуганно поглядывая на гроб, боялась на него нарваться. Казалось бы, откуда страхи? Тамара Ивановна была серьезной самостоятельной женщиной, главный бухгалтер в троллейбусном депо, трое внуков, есть деньги, есть отдельная хата… И вы не поверите, но, даже покупая новое пальто, она задавала себе неизменный вопрос: «Что скажет мама?»

Впрочем, насчет похорон она волновалась напрасно. Многое из необходимого Марго устроила сама. Памятник заказала лично. Обычный крест на постаменте, а под ним из черного камня – шляпка, точь-в-точь ее любимая, с широкими полями… Шляпу она завещала отдать в школьный музей, надевать ее в гроб не решилась. Гроб тоже выбрала сама, по каталогу. «Обивка плюш – вчерашний день!» – сказала она и взяла себе лакированный. «И никаких гвоздей, пожалуйста. Я не выношу резких звуков. Не надо мне долбить по крышке молотком. Пусть меня элегантно закрутят на винтики».

Умирать Марго собиралась лет десять, обещала, что «скоро уже, не долго вам терпеть меня осталось». При этом она не отказывалась посещать свадьбы племянников, юбилеи коллег и поминки старых приятелей. На Девятое мая она ежегодно выходила на сцену городского Дома культуры выступать вместе с хором ветеранов и вообще была в форме, с прической, подтянутая, в строгом костюме с розой в петлице. Однако уверяла всех настойчиво, что за восемьдесят переваливать не собирается, рассказывала, что родная мать ее умерла в семьдесят девять, и ей тоже этого вполне достаточно.

Здоровье позволяло прокоптить и дальше, но Марго не стремилась продлить свое пребывание на земле. Семья полагала, что бабушка просто упрямится… Пожалуй, нет.

Марго, скорее, не хотела терять свое влияние и силу, она боялась лишиться разума, подвижности или каким-то другим путем потерять свою независимость и статус главной женщины.

Как по заказу, в семьдесят девять с половиной у нее подскочило давление. Пришла медсестра, вколола димедрол с папаверином, и во сне Марго умерла. На Пасхальной неделе, по теплу, под выходные. «Хочу на Пасху, – она говорила, – на Пасху все приедут в станицу, к родителям. Пойдут на кладбище. А тут и я подъеду, в черном катафалке, под звон колоколов. А то потом уж никого не соберешь…»

…Все собрались. И только прикурили, как показался черный катафалк. Мы с Нино побросали сигареты в кусты кладбищенского терна. Это вышло само собой, так было в детстве, когда Марго ловила нас за школьным туалетом. Мы все еще боялись, что строгая учительница нас застукает. Выскочит из гроба, сделает железное лицо и скажет: «Мерзавцы! Вы не свое здоровье губите! Вы губите мое здоровье! Вы сейчас не цигарки свои поганые запалили – вы наплевали мне в душу!» В общем, затушили. Посмотрели на время, было ровно двенадцать. В храме закончилась служба, зазвонили колокола. Тома вышла из машины и с облегчением вздохнула. Все нормально, все как бабушка хотела, «под звон колоколов».

Денек был солнечный. В березовой роще у кладбища вовсю пели птицы, и сирень, и тюльпаны давно распустились. Могилки прибрали в честь Пасхи, кресты и оградки покрасили, яйца и куличи разложили на белых салфетках. Старые односельчане, которые знали Марго с детства, сидели по лавочкам у своих родных памятников и ждали: сейчас привезут. Свежая куча мокрой земли выросла рядом со старыми крестами родителей Марго, любимый и единственный внучок организовал бабушке просторную могилу.

И духовой оркестр пригласили, и бойкие подружки из хора ветеранов степенно вылезали из автобуса. Губернатор тоже был на месте, стоял наготове с трехлетним саженцем. Его пресс-служба одобрила проект «Губернатор сажает рябинку на могиле любимой учительницы». Да что там губернатор! Даже первый зять Марго специально прилетел из Сургута, только ради того, чтобы увидеть в гробу свою тещу.

Своих зятьев, а их у нее было четверо, Марго нещадно браковала по одной простой причине: у мальчиков не было высшего образования. Мужчину без вузовского диплома она не считала полноценным и не могла такому доверить единственную дочь.

Первый зять исхитрился и увез Тамару с ребенком в Сургут. Но и там Марго его достала. Она писала зятю письма. «Молодой человек, – он все эти письма сохранил, – вы не убедительны. Ваше рвение к работе похвально, однако при отсутствии диплома я сомневаюсь в ваших перспективах. Если для вас так сложно окончить вуз, что говорить о прочем? Мне очень жаль, что моя дочь связалась с неудачником». Переписка тещи с зятем велась около трех лет, и в один прекрасный день бабушка нагрянула в Сургут и забрала свою дочь и внука.

И каждый раз, когда Тома приводила избранников знакомиться с мамой, первым делом Марго задавала вопрос: «Молодой человек, у вас есть высшее образование?» Как назло, женихи не имели диплома. Тома никак не могла найти в своем троллейбусном депо выпускников университета, она понимала, что провал неизбежен, но все равно приводила будущих мужей на закланье. Шансов не было, но очень хотелось получить «пятерку» от мамы.

Последнего, четвертого, зятя Марго даже не пустила в квартиру. Ей надоело тратить время на бесполезные разговоры. Да и о чем говорить с мужчиной, который не окончил вуз?

– Высшее образование? – спросила она на пороге.

Водитель троллейбуса виновато, как троечник, улыбнулся. И дверь захлопнулась у него перед носом. Как и прочие, этот муж возле Томы продержался недолго, без материнского благословения все ее чувства к мужчинам очень быстро сходили на нет.

На кладбище явились все четверо. Зятья подняли гроб с настырной тещей и понесли. А самый первый, из Сургута, смахнул слезу и прошептал у изголовья: «Маргарита Иванна! Я получил высшее образование!» Эти слова он хотел сказать ей при жизни, и теперь ему было грустно, что не успел. Но нет, ни в коем случае он не желал своей теще гореть в аду. И трое коллег его тоже не желали. Всем было ясно: альфа-самка следит за родом, и у нее есть право выбирать, какой самец достоин размножения, а какой нет.

Достойным самцом Марго считала только одного – своего покойного мужа. И с этим казаком никто не мог сравниться. Мало того, что он с отличием окончил аграрный университет, так потом еще и сражался геройски всю Великую Отечественную войну, и в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году, по року судьбы девятого мая, за полгода до рождения дочери, трагически погиб, спасая детей при пожаре.

Портрет отца-героя в золотой раме висел на почетном месте в той комнате, где Марго принимала гостей и учеников. Многие годы Тома слушала истории про своего доблестного папу и каждый год, девятого мая, она вместе с матерью возлагала цветы к его портрету.

– Вот таким должен быть настоящий мужчина! – говорила бабушка и дочери, и внуку, и невестке, и всем своим знакомым.

Лет десять назад, когда к постели умирающей вызвали «Скорую помощь», молодой докторишка прошел в квартиру и остановился у портрета.

– О! Это очень редкая фотография Марка Бернеса, – заметил он, – у моей бабушки есть точно такая же.

Изумленная Тома судорожно начала перебирать все подвиги своего отца. И сразу вспомнилась история про вертолет. Когда фашисты сбили вертолет отца, он выпрыгнул с парашютом, отстреливаясь из последних сил, уничтожил немецкий диверсионный отряд и, раненный, вышел к своим через лес. Однажды на уроке истории любимый внук Марго рассказал эту байку про дедушку-вертолетчика, от себя способный мальчик добавил деду титул Героя Советского Союза. Ребенка, внука почтенной учительницы, выслушали с уважением, испугавшись гнева Марго, спорить не стали, но кое в чем усомнились: «А разве были вертолеты во время Великой Отечественной?» – «Были, но секретные», – ответил внучок, Марго научила его отвечать уверенно и четко на любые вопросы.