– Слава Мстиславу!

– Слава Ярославу!

– Слава князьям русским!

И двинулась дружина к дружине. Не в битву ринулись, в объятия друг к другу.

Полюбовно разошлись братья, уже в Городце, поделили наследство отцово по Днепру. Решено было сидеть Ярославу в Киеве и владеть землями по правую сторону, а Мстиславу – в Чернигове и править левобережьем. Мало того, договорились помогать друг другу против врагов. О таком завершении разлада среди потомков славного князя Владимира мечтали многие, люди радовались миру, единению братьев, единению Руси.

* * *

Широкий Днепр-Славутич медленно катил могучие воды к Русскому морю, его тело, покрытое частой рябью, словно чешуей, отблескивало в лучах яркого летнего солнца. У края обрывистого берега, взирая на его величественную красоту, стояли трое мужей. Первый, высокий, русоволосый, с серо-голубыми глазами, лет тридцати, был старше остальных. Второй, худощавый, кареглазый, с коротко стриженными светло-русыми волосами, уступал ростом. Третий, сероглазый, плотный, отличался длинными рыжими волосами. Это были Витим, Дементий и Никита. Не только князьям, высокородным братьям Мстиславу и Ярославу, довелось встретиться около Городца, но и детям простого дружинника Мечеслава. Искал Дементий среди киевских воинов Витима, а нашел сразу и двоюродника, и родного по отцу братца. Незадолго до встречи князей в Городце Никита вернулся из Царьграда. После битвы с иверийцами он был доставлен на излечение в Феодосиополис, откуда по окончании похода его забрал Бакуня. Сотник увез его в Константинополь. Никите удалось излечиться от увечий, полученных в войне с иверийцами, и послужить базилевсу до самой его смерти, как и обещал. Впрочем, в последнее время службы он исполнял свои обязанности с неохотой. От этого его отвратило кровавое событие. Случилось оно вскоре после победы ромеев над иверийцами. Тогда в Константинополь приплыл отряд из восьми сотен воинов под предводительством некоего Златорука, по-гречески Хрисохира. Златорук назвался близким родственником покойного князя Владимира и попросился на службу к базилевсу Василию. Воины Константинополю были нужны, так как по приказу Василия протоспафарий евнух Орест собирал войско для захвата у арабов Сицилии. Прежде чем приступить к переговорам, русским воинам было приказано сложить оружие и сойти на берег. Гордый Златорук подчиниться отказался, пошел к Авидосу, одолел пропонтидского стратига и повел ладьи дальше, но был остановлен у острова Лемнос, где его окружили ромейские корабли. Русские битву проиграли и были вырезаны все до единого. Ромеи пленных не брали. Смерти предали и Златорука…

Василий Болгаробойца умер 15 декабря 1025 года. Сказались на императоре и возраст, и болезни, и многие заботы и тревоги, которые день за днем подтачивают сердце и душу.

Никита после кончины базилевса медлить не стал и при первой возможности отплыл в Киев, куда благополучно прибыл, к великой радости матери Таисии. Радость длилась недолго: вскоре сын отправился с Витимом, в княжеской дружине, к Городцу. Шла молва, что сыновья Владимира собираются помириться, однако сердце матери тревожилось: «А вдруг не заладится? Вдруг дело дойдет до мечей и снова польется кровь?» Отпускать не хотела, но, как и в первый поход с князем Борисом, уступила. Обрадовался встрече и Дементий. Радость Никиты была не меньшей.

– А я ведь тебя искал и даже нашел Прокопия Кратоса, но он сказал, что ты бежал в Херсонес.

– Это так, но потом я оказался в Тмутаракани, на службе у князя Мстислава.

– И виновен в том патрикий Адриан.

Дементий удивленно посмотрел на брата:

– Верно. Откуда тебе известно?

– Прокопий поведал. Он о твоем бегстве от самого Адриана узнал.

– Вот как оно бывает: один жил на Руси – оказался в Греции, другой из Греции на Русь попал, – вступил в разговор Витим.

Никита посмотрел в чистое голубое небо:

– В Греции хорошо и Царьград красив, но милее Киева и земли нашей ничего нет. Кто бы знал, как я тосковал по родной стороне.

Дементий опустил голову, с грустью произнес:

– И я тоскую, хочу на родину вернуться, снова увидеть наш дом, сад, проведать могилы матери, бабушки Минодоры и нашего доброго соседа старика Георгия. Только теперь нет мне туда пути, пока ненавистник мой, патрикий Адриан Малеин, живой.

Никита успокоил:

– Об Адриане отныне забудь. Патрикий был замешан в заговоре против базилевса, Василий поручил воинам нашей сотни схватить Малеина, он сдаваться не захотел и был убит во время схватки. Так что можешь возвращаться на родину без опаски.

– Думается, что там я все равно буду считаться преступником.

– В Царьграде я узнал, как один высокородный ромей, по имени Стефан, сотоварищ нашего отца, был подвергнут преследованиям на родине, бежал в Болгарию, а затем через Киев вернулся в Ромейское государство под видом наемного воина из Руси. Ты можешь сделать так же. Мой знакомец, сотник Бакуня, приплыл в Киев, чтобы набрать охотников на службу новому кесарю Константину, вот к нему и пойдешь. А уж в Царьграде тебе Прокопий Кратос поможет.

Дементий обнял Никиту:

– Брат мой! Радостные вести ты мне сообщил, теперь я вернусь на родину!

– Пожалуй, и мне пора возвращаться в родное селище, – подал голос Витим. – Отец с матушкой стареют, с хозяйством справляться тяжело. – Помолчав, добавил: – Как-то, будучи мальцом, спросил я у нашего деда Гремислава, какая земля краше всех, так вот он мне ответил: та, на которой родился.

Словно соглашаясь с его словами, над головами братьев прокричала чайка…

* * *

Сбылось, как братья и загадывали. Дементий, с разрешения князя Мстислава, покинул дружину и вскоре после прибытия воинов Ярослава из-под Городца в Киев отправился с сотником Бакуней в Константинополь, следующей весной от него пришла весточка, в коей писалось, что у него все хорошо. Следом за Дементием из стольного града в радимическое селище отъехали Витим и Надежа с детьми. Никита остался в Киеве, четыре года служил в дружине Ярослава, но, помня о клятве, данной всевышнему во время войны ромеев с иверийцами, готовился к пути служения богу. Благо на то время задумал великий князь основать в Новгороде мужской монастырь в честь святого Георгия. В этот-то монастырь и решил пойти Никита. Так когда-то, со слов матери, хотел поступить его отец Мечеслав, так поступали и некоторые воины в Греческом государстве, чтобы отмолить грех убийства людей, совершенный во время сражений. На счету Никиты загубленных душ было немало. Имелась и еще одна горестная причина, подвигнувшая на этот шаг. На третий год после его приезда скончалась Таисия: будто для этого ждала сына столько лет…

После смерти матери Никита жил один, в свободное от службы князю, походов и житейских дел время занимался чтением церковных книг, готовил себя к обители. Перед тем как постричься в монахи, Никита решил навестить жилище старого волхва Живорода. В спутники взял с собой бывальца Торопшу: вдвоем веселее, а потому и путь короче. Место едва нашли, поистерлась за минувшие годы память Никиты. За десять лет отсутствия поросли быльем прежние тропы, молодые деревья выросли, набрали силы, стали могучими исполинами, старые деревья рухнули, превратились в труху, на их месте взошла поросль, в иных местах вместо целины пашня, в других появились овражки. Бог сподобил, привел туда, куда надо, вот только тщетно пытался Никита докричаться волхва, остров ответил молчанием. Торопша махнул рукой: