Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я отвожу взгляд и прочищаю горло.
– Да! – восклицаю я, стараясь говорить таким же радостным тоном. – Приезжай, пожалуйста. Я буду очень рада.
Закончив разговор, я прижимаюсь лбом к барной стойке и закрываю глаза. Получу ли я особую награду за свою тупость? Скидку в местной библиотеке? Что-нибудь? В голове не укладывается, что за подобный фортель мне ничего не будет.
Нужно рассказать ему. Нужно признаться Кэлламу.
– Просто хочу, чтобы ты знал, – дрожащим голосом говорю я, шевеля губами по столешнице. – Это совершенно ничего не значит.
– Скажи это своим торчащим соскам и мокрому влагалищу, дорогая. – Мэл в ту же секунду улетучивается в спальню, подхватив по пути наполовину съеденный сэндвич.
В доме одновременно загорается весь свет. Звенит микроволновка. Включается телевизор, где два парня в костюмах оживленно болтают о футболе.
Нам вернули электричество. Мэл пренебрежительно фыркает:
– Правда смешно, Кики. Я тоже тут пыжусь, но ты же видишь, какая она упрямая.
Я резко поворачиваю к нему голову и скалюсь.
– Думаешь, твоя мертвая жена хочет, чтобы ты со мной замутил?
– Я в этом уверен, – говорит он, смотря на меня так же грозно, как я смотрю на него.
– И отчего же?
– Она любит меня, а я люблю… – Мэл осекается и наклоняет голову набок. – Я люблю шоколадные батончики. Не чувствуешь, что любовь именно такая? Она бьет наотмашь. Чем сильнее, как кожаный поводок, ты ее тянешь, тем больнее будет удар, когда отпустишь. Дай знать, когда будешь готова получить ответы.
Глава тринадцатая
Наши дни
Мэл
Я предвидел ее реакцию.
Но все равно ошарашен, потому что, пока Рори плавает (или, не знаю, утопает) в извечном вопросе, сможет ли она уважать и простить себя за то, как поступила с Пижоном, я печалюсь, что она еще не готова с ним расстаться.
Теперь мне не зайти в свою комнату, Рори заперлась там и отказывается со мной разговаривать. Я до сих пор чувствую на языке ее насыщенный сладкий вкус вместе с шоколадом.
Ситуация нелепейшая, но, разумеется, я не фокусирую на этом внимание.
Я оборачиваю все в игру. Ставлю у двери подносы с едой, словно Рори узница. Порой стучу в дверь и спрашиваю, принести ли ей что-нибудь.
Увы, Рори – узница упрямая.
Ближе к ночи звонит Райнер и велит нам с Рори собирать вещи и лететь в Грецию. Зачем? Объясню. Затем, что Ричардс летит из Таиланда на остров Спиналонга.
– Спиналонга? – Я зажимаю телефон между плечом и ухом, попутно раскрашивая над раковиной палочки для леденцов в розовый цвет. Этот неестественный оттенок пачкает все, в том числе и мою одежду, но я педантично продолжаю погружать палочки в краску, потому что они должны быть ярко-розовыми, блестящими и готовыми к использованию.
Что до меня? Очевидно же, я влачу жизнь короля рок-н-ролла, спасибо огромное.
– Колония для прокаженных. Он прочитал о ней в книге. – Райнер хмыкает.
– Хочешь сказать, он посмотрел видео, – безучастно замечаю я.
Райнер мрачно посмеивается:
– Наверное, мужик. Наверное.
– Ты предупредил его, что сейчас там прокаженных нет и в помине? – спрашиваю я.
С Эштоном Ричардсом явно что-то творится, и никто ничего не говорит, потому что все носятся с продвижением его нового альбома.
– Он не слушает. Ему нужно на реабилитацию.
– Да неужели?
Но я не продвигаю идею сдать Ричардса на лечение, поскольку это поставит крест на «Проекте Рори». Мне придется закончить песни и передать их Джеффу. А это значит, что Рори сбежит обратно в Америку до того, как мы разберемся с нашей ситуацией. Такой вариант событий я просто не готов принять.
– Я по-прежнему считаю, что мы можем приковать его к моему дивану и заставить работать, – предлагаю я.
– Да? Тогда поезжай и забери его. Накину тебе отличные премиальные, когда это все кончится.
– Райнер. – Я прижимаю кончики пальцев к векам, размазывая по всему лицу розовую краску. – Я не могу уехать из Толки. Таково условие нашего контракта. Ты, как никто другой, знаешь почему.
Еще несколько минут мы пререкаемся, а потом Райнер интересуется, как дела у Кэллама, таким самодовольным способом намекая, что, отказавшись от поездки, я многое потеряю. Я спрашиваю, что за хрен этот Кэллам, и Райнер сообщает, что он парень Рори.
Я в курсе, но мне по душе прикидываться, будто мне плевать на него, будто его имя ни о чем не говорит. Я знаю, куда клонит Райнер. Он напоминает, что Греция – отличная возможность отбить Рори у Кэллама, который собирается приехать завтра, в канун Нового года, и спасти их сношения.
То есть отношения. Да, отношения. Хотя вертел я все это.
Слушайте, меньше всего мне хочется намеренно саботировать их отношения.
Вообще-то… нет. Это неправда. Звучит довольно благородно, но смысл в том, что в этой дуэли благородным я быть не собираюсь. Я буду драться, кусаться и нарушать все джентльменские правила, чтобы завоевать Рори. Швырну ему в глаза песок. Только бы победить.
Вот в чем правда, и самое ужасное, что по ночам я все равно сплю сном младенца. Хотя не понимаю, откуда взялось это выражение. Младенцы спят кошмарно. Я скорее сплю как напившийся до комы придурок.
Как только мы с Райнером приходим к консенсусу, я подсовываю салфетку с известиями под дверь Рори и покидаю дом, чтобы попрощаться перед отъездом с родными, даже если поездка всего на сутки.
По моем возвращении Рори полностью собрана, угрюма и готова к отъезду. Кажется, она плакала с тех самых пор, как я трахнул ее шоколадным батончиком.
Мне плохо, но будет еще хуже, если она останется с Принцем в старомодных штанах. Он наскучит ей до смерти, а я не хочу, чтобы ее смерть была на моей совести.
В полной тишине я везу нас в аэропорт. Только когда мы удобно устраиваемся в креслах первого класса, Рори снова открывает рот. Думаю, чтобы назвать меня козлом, но она удивляет:
– Откуда у меня шрам?
Я расплескиваю на колени содовую. Душевное «гори в аду» услышать было бы приятнее, чем этот вопрос с подвохом. Я хмурюсь, пытаясь выиграть время, но сердце сбивается с ритма.
– Ты меня спрашиваешь?
Сверля меня взглядом, Рори кивает.
– Разве не ты говорила, что родилась с ним? – Мысленно представляю, как бегу с тележкой по проходам супермаркета, лихорадочно покупая себе время.
– Такова версия моей матери, но я начинаю в ней сомневаться.