Мякин разволновался — он испугался того, что доктор догадается о вчерашнем потреблении алкогольной жидкости, и снова ответил не совсем адекватно.

— Меня укачивает. Мне нельзя…

— Что вам нельзя? — спросил доктор и поднёс к кончику мякинского носа блестящий молоточек.

— По морям, по волнам, — ответил Мякин.

— Чудненько, — обрадовался доктор, заставляя Мякина следить за молоточком. — Говорите, что спали?

— Да, спал, — подтвердил Мякин.

— Замечательно, — убирая молоточек в карман, произнёс доктор. — Будем продолжать.

— Что продолжать? — машинально спросил Мякин.

— Процедуры, то есть лечение, — ласково ответил доктор и, весело подмигнув, добавил: — И никаких морей и волн.

Когда доктор с помощницей вышли из палаты, моряк недовольно проворчал:

— Ты, матрос, нервный какой-то. С тобой в поход опасно ходить.

— Почему? — наивно удивился Мякин.

— А потому, матрос, что укачивает тебя, — ответил моряк и угрюмо залёг в постель.

Через полчаса в палату с шумом ворвалась дежурная медсестра и объявила:

— Больной Мякин, вас ждут в клизменной. Быстренько собирайтесь.

Мякин открыл глаза и невнятно ответил:

— Меня?

— Да, вас. Не тяните, быстренько собирайтесь. Вас уже ждут.

— Кто ждёт? — переспросил Мякин.

Моряк недовольно повернулся в койке и пробасил:

— Клизма тебя ждёт, матрос. Свистать всех наверх!

Мякин сел на койке, потряс головой, встал и ещё раз спросил:

— Так мне уже… то есть уже делали. Опять, что ли?

— Больной, не задерживайте меня! — поторопила его медсестра. — Можно чуть поживей? Нечего тут помирать.

— Давай, матрос, — обрадованно произнёс моряк. — Трубы почистить надобно.

Мякин, шаркая по полу тапочками, двинулся в сторону двери. Дежурная проводила его до той заветной комнаты с табличкой «Клизменная» и попыталась открыть дверь.

— Опять заперлась, — недовольно произнесла она и громко постучала в дверь.

За дверью наблюдалась глухая тишина. Дежурная ещё несколько раз поколотила ладонями и кулаком в дверь, но никакой реакции из закрытого помещения не последовало.

— Стойте здесь, никуда не отлучайтесь, — приказала дежурная и быстро прошла по коридору за поворот.

Мякин остался один на один с клизменной.

«Зачем мне столько клизм? — подумал Мякин. — Надо бы спросить доктора».

Он повернулся к двери спиной. Издалека, скорее всего из приёмного покоя, два крепких санитара вели больного, и Мякин сразу почувствовал в крупной фигуре вновь прибывающего что-то знакомое. Процессия приблизилась к нему довольно близко, и Мякин наконец-то узнал в новеньком сбежавшего инструментальщика, небритое лицо которого улыбалось настолько наивно, настолько радостно и как-то по-детски, что Мякин даже несколько растерялся и не сразу сообразил, как ему поздороваться с инструментальщиком.

— Здрасьте, — произнёс Мякин, когда процессия поравнялась с ним.

Инструментальщик неожиданно остановился, санитары по инерции дёрнули его за локти и, не давая ему стоять, потащили вперёд. Инструментальщик решил сопротивляться, упёрся ногами в пол, улыбка моментально исчезла с его лица, и он заговорил:

— Зачем, зачем меня? Не хочу, я не хочу! Мне не туда!

Санитары, не обращая внимания на тирады инструментальщика, заломили ему руки за спину, согнули его в три погибели и буквально затолкали в ближайшую палату. Затем закрыли за ним дверь и подозрительно посмотрели на одиноко стоящую фигуру Мякина, который с испугу отвернулся от них и уставился лицом в табличку на двери клизменной.

Мякин не шевелясь стоял и напряжённо вслушивался в коридорную тишину. Сначала ему показалось, что эти двое, крадучись, подошли вплотную сзади и размышляют, как заломить ему руки. Потом он подумал, что они остались стоять у двери палаты и просто наблюдают за ним. Он несколько минут не решался обернуться и что есть силы заставил себя хотя бы краешком глаза взглянуть в их сторону. Коридор был пуст. Усердные санитары бесшумно исчезли, как будто их с минуту назад здесь совсем и не было.

Мякин с великим облегчением оглядел пустынный коридор и даже потряс головой, но внезапно исчезнувшие санитары не появились. Он в одиночестве остался стоять у клизменной в беспокойных размышлениях о своей судьбе. Дежурная, казалось, исчезла навсегда. Мякин, как часовой без оружия, поторчал ещё некоторое время у наглухо закрытой двери и наконец решился возвратиться к себе в палату к беспокойному Адмиралу. Только у дверей палаты Мякин понял, что зря он совершил этот демарш: моряк уж никак не мог помочь проникнуть ему вовнутрь. Дверь «родной» палаты также была закрыта. Пришлось ему вернуться к клизменной, робко постучать в дверь и, не получив ответа, остаться здесь в полной безнадёжности. Тоска всё более одолевала Мякина. Он стоял и тихо размышлял:

— Ну что за идиотская эта клизменная? Никому я здесь не нужен. Хоть бы одна душа в этом заведении вспомнила обо мне!

Наконец-то в дальнем конце сумрачного пространства показалось обеденное сооружение из громыхающей тележки с кастрюлями и раздатчицей. Мякин радостно кинулся к ней.

— Мне надо к себе, — заявил он раздатчице, когда, запыхавшись, достиг заветной цели.

— А ты откуда, милок, будешь? — ласково спросила раздатчица.

— Из клизменной, — восстанавливая дыхание, ответил Мякин и сразу добавил: — То есть я там был, а сейчас мне надо к себе в… — и он назвал номер «адмиральской» палаты.

— Хорошо, милок, — согласилась раздатчица. — Сейчас подберёмся и к твоей палате.

— О! Матрос заявился! — пробасил моряк, когда раздатчица впустила Мякина в палату. — Что-то ты долго, матрос? Обиделся, что ли? — спросил моряк, принимая тарелку с супом.

Мякин вначале и хотел было обидеться на соседа, но, расположив на своей тумбочке обеденные блюда, решил сначала поесть, а уж потом отвечать на вопросы. А моряк, отхлёбывая из тарелки красно-коричневое варево, продолжил забрасывать Мякина вопросами:

— Ты что же, матрос, и язык проглотил после клизмы? Молчишь, как старпом после генеральной приборки! Опустошили матросский организм — везде вакуум образовался, что ли?

Мякин молча поглощал обеденные блюда.

— Ты, матрос, какой-то угрюмый стал после процедуры, — продолжил моряк. — Вот помню, я молодым ещё был, у нас в экипаже тоже завёлся угрюмый матрос — так замонал всех своей угрюмостью, хотели даже побить его, да старшина не дал. Может, тебя тоже стоит побить для восстановления весёлости? Что скажешь, матрос?

Мякин выпил компот и ответил:

— Меня бить не за что. Не был я в клизменной. Закрыта клизменная.

— Опа! — выдохнул моряк, прожевав котлету. — Я здесь распинаюсь, о здоровье матросском беспокоюсь, а мне в ответ: «закрыта клизменная»… На переучёт, что ли?

— Не знаю, — ответил Мякин. — Просто закрыта, и нет там никого.

— А чего же сразу-то не сказал? — обиделся моряк. — Эх, молодёжь несмышлёная! Стариков перестали уважать — вот и закрывается всё у вас.

Мякин молчал. Он лёг в постель и отвернулся от соседа — беседовать на заданную тему ему совсем не хотелось. Он слышал, как моряк доел второе, выпил свой