портфель и куда-то уехал. Младший поманил пальцем Ульяну.

— Ноги в руки и дуй в трансагентство.

— Зачем?

— Билеты возьмешь мне.

— Куда? — удивилась она.

— В Астрахань, за рыбой, — лаконично ответил наш начальник штаба.

Закрывшись в сортире и вспоминая то «Нашего человека в Гаване», то первый из афоризмов национального лидера, я послал сообщение Анатолию Анатольевичу. Тот откликнулся мгновенно. Через десять минут, выскочив, по официальной версии, за гамбургером и «Колой», я плюхнулся в салон темно-синего «Форда». Мое донесение было выслушано очень внимательно, особенно информация про Астрахань.

— Василий почти никогда из города не выезжает, — задумчиво сказал Анатолий Анатольевич. — У меня будет к вам просьба.

— Какая? — спросил я, подумав грешным делом: «Ульяну, что ли, срочно соблазнить?»

— Мне прямо сейчас нужен «жучок», как вы его называете.

— Вряд ли получится, — усомнился я.

— Очень-очень надо, — твердо сказал товарищ «Бонда». — Я знаю, что люди обычно проваливаются при закладке или выемке, но… боюсь, тут особый случай. Вы человек рисковый и вместе с тем осмотрительный, как я заметил. Поэтому лишних слов поддержки говорить не буду.

У меня вспотели ладони, пересохло в горле, но я кивнул в ответ.

Вся наша гоп-компания, кроме Ульяны и девушки-гонщицы, была в сборе. Алёна общалась с Димой и двумя ребятами из «Карт-бланша». Кажется, излагала им свою концепцию рекламы на телевидении. До меня донесся ее ключевой тезис: «Главное, чтобы ему нравилось». Василий Александрович что-то тихо обсуждал с Фурсовым и Романом. Эти трое, к счастью, не заперлись в тесном кабинете, а склонились над самым большим столом в newsroom. На меня никто, кроме Глеба Семёновича, и внимания не обратил. Он дымил, по своей привычке, прямо перед входом и только спросил:

— Чего с пустыми руками?

— Да кошелек забыл, блин! — ответил я, проскакивая мимо.

Говоря себе, что главный союзник в таком деле — скорость, я нырнул в кабинет, присел на корточки, положил на линолеум перед собой расческу и одним движением отлепил «жучка» от подоконника. Вторым движением я сунул его в карман брюк и не успел выпрямиться, как услышал голос Фурсова:

— Алексей Николаевич, ты что здесь забыл?

— Расческу уронил, под стол отлетела, — сказал я как можно более невозмутимо.

— А, ну ладно, — не стал приставать он, хотя вопрос, чего ради я пошел причесываться именно сюда, был, конечно, интересным.

«Видел? Не видел?»

— Напряженная обстановка в поле? — сочувственно поинтересовался я, ощущая, как бешено колотится сердце.

— Как у всех, — расплывчато оценил Фурсов.

— Кандидат грозится из села особую бригаду агитаторов пригнать, — доверительно сказал я. — Говорит, там один пятерых стоит. Или шестерых. Каждого избирателя на округе охватят и обработают.

— Ерунда это, слушай его больше, — хмыкнул мой прежний зам. — Они только нормальных людей оттолкнут.

— Думаешь?

— Что тут думать?

— Ты сам предложил бы что-нибудь.

— Я и предлагаю. В пределах оклада.

Дебаты по фракциям продолжались. Я снова выбрался из штаба на улицу и, постоянно оглядываясь, поспешил в переулок. Анатолий Анатольевич при виде меня облегченно вздохнул и протянул руку за «жучком».

— Уже подумал, что вас взяли, — признался он.

— Не в этот раз.

— Никто вас не заметил?

— Никто, — ответил я.

— Спасибо! Бегите скорее обратно.

— Можно будет потом узнать, что там, на нем? — спросил я.

— Можно, но точно потом. Пока-пока! — и мой коллега по шпионскому ремеслу неожиданно игриво подмигнул.

— Макеева посадят после выборов, я это знаю, — заявил Витя Треппер, попыхивая сигарой.

— Если ты знаешь, тогда точно посадят, — благодушно подтвердил я, потягивая через трубочку глинтвейн.

Мы сидели в кофейне «Котофей», где стены, двери и даже потолки были покрыты изображениями котов и кошек всех стран. В зал для курящих меня затянул мой собеседник, случайно встреченный возле входа. Вообще, в этом заведении я ждал Лёву, чтобы, наконец, подвести с ним итоги нашего бизнес-партнерства.

Виктор был скандально известной личностью. К советскому разведчику Леопольду Трепперу из «Красной капеллы» он никакого отношения не имел, хотя везде и всюду намекал на обратное. В богемном кругу его считали одним из основателей местного рок-движения, от которого он отошел в девяностые годы. Недоброжелатели обычно произносили его фамилию чуть иначе, а достал он многих. Занятие журналистикой Витя понимал как уникальную возможность облить помоями любого (ну, или почти любого), особенно за деньги. Также он бравировал своим двойным гражданством и при случае давал понять, что неблагоприятную обстановку всегда переживет в цивилизованной Австрии.

На мой субъективный взгляд, зря он так себя вел, ибо до австрийской границы еще предстояло добежать. Однажды он уже получил по башке, и, по моему убеждению, должен был рано или поздно получить повторно. Накануне этих выборов он подсуетился и открыл сайт под названием «В тылу». Выдавал он там слухи и сплетни за факты и аналитику, атакуя с тыла то одних, то других и при этом заметно давая крен в сторону власти. Кто оплачивал банкет, я не знал, но догадывался.

— Могу и про тебя написать, — как всегда, был доброжелателен Витя.

— Валяй, пиши. Кому я сдался, мелкая сошка?

— Ну, ты зря так про себя. Ты же большую должность занимал.

— А-а, Витя, это уже предание старины глубокой, — улыбнулся я.

— Не скажи, тебя все помнят.

— Что, заговорщики, зловещие планы обсуждаете? — Лёва подкрался незаметно и словно вырос из-за Витиной спины.

— Ты меня прости, — сказал я Трепперу, — не пиши уж, пощади. Мне с другом посекретничать надо.

Мы все трое вежливо посмеялись. Витя остался дымить в потолок, а Лёва и я переместились в другой зал.

— Не передумал? — спросил меня Лёва, заказав минералки.

— Поздно передумывать.

— Тогда ладно. Нашу вторую камеру я выставляю на продажу, денежку сразу переведу, — сказал мой партнер, беря у меня бумажку с реквизитами от Марины.

Теперь уже экс-партнер.

— Что делать будешь?

— Попробую на свадебный рынок вернуться, — ответил Лёва. — Есть и еще вариант.

— Какой?

— Сетевой маркетинг.

— Пустое, — поморщился я.

— Посмотрим. Надо как-то на старость начинать зарабатывать.

— Плюнь. Давай лучше со мной, — предложил я.

— А что там, мёдом намазано?

— Нигде не намазано. Как хочешь, в общем.

Я замолчал, он также молча смотрел на меня. Вышла какая-то минута молчания, как на похоронах.

— Как дома дела? — нарушил я ее. — Нинка твоя не протестовала, когда аппаратуру затаскивали?

— Вообще не заметила, — сказал он и, увидев удивление у меня на лице, пояснил. — Она у меня на «Одногруппников» подсела, день и ночь в Сети. Не готовит, не убирает, за собой не следит.

— Вы там разводиться случайно не собираетесь?

— Поживем — увидим, — пожал плечами Лёва и в свою очередь спросил. — Какие шансы у Макеева? Твое мнение?

— Очень надеюсь,