рыдала, будучи не в силах произнести хотя бы слово. Василий Александрович совал ей бумажные полотенца. Белая, как мел, Ульяна жадно хлебала воду из большой пластиковой бутыли. Я тоже охал и причитал неразборчиво. Штаб независимого кандидата Макеева оказался в эпицентре настоящего предвыборного скандала.

— Влетели в масках… с автоматами… всех к стене, — снова начала рассказывать Алёна и икнула. — Я как раз… акт забирала… приемки-сдачи…

— Это спецназ ГУВД, — присовокупила Ульяна, расставшись с бутылью.

— Ну и дела, — покачал головой Глеб Семёнович.

— Десяти минут не прошло… как Фурсов уехал, — Алёна опять икнула.

— Сдал кто-то, — мрачно сказал Макеев-старший.

По такому поводу он бросил свой народ во дворах и примчался в штаб.

— Знали только мы здесь. Ну, и в типографии человека три, не больше, — ответил брат кандидата.

— Я… за типографию… уверена, — выдавила из себя Алёна.

— А я ни за кого не уверен, — возразил кандидат, — и тебе не советую.

Наша незаменимая сотрудница забилась, как припадочная.

— Георгий… Александрович… отпустите меня, не могу больше… у меня дети…

Я впервые узнал о наличии у нее детей.

В руке у кандидата зазвонил телефон.

— Да!

Он послушал с минуту, потом отключился.

— Фурсов сейчас подъедет, — сказал старший Макеев. — Вспоминайте все, кто и где был, с кем говорил.

— Жора, здесь некому стучать, — вмешался Василий Александрович. — Все тут были, перед глазами у меня.

— Значит, грузины твои сдали, — подытожил Георгий Александрович, в упор глядя на Алёну. — Видно, тоже хотят выслужиться. И нашим, и вашим.

— Что вы! Не может быть, — к Алёне даже вернулась правильная дикция.

Фурсов появился через пять минут. Никаких следственных действий он не начал, только шепнул что-то кандидату. Потом сестра-гонщица повезла Алёну домой отлеживаться, Ульяна отбыла с ними. Одновременно уехал и кандидат. Когда нас покинул Глеб Семёнович, я даже не понял. Василий Александрович закрыл неоконченный пасьянс и предложил мне:

— Ну что, по коням?

— Лучше прогуляюсь. Нервы тоже успокою, — ответил я.

Мне еще надо было незаметно снять «жучка», пока он будет собираться. Дабы лучше выказать свою искреннюю заинтересованность в общем деле, я как бы невзначай спросил:

— Тираж Фурсов к сестре отвез?

— Нет, — сказал Макеев-младший, — к Илье Валентиновичу на склад.

На следующий день обязательная планерка не состоялась без объяснения причин. Мои коллеги по штабу потерянно побродили взад-вперед по офису, потом занялись мелкой текучкой. Мне позвонили с канала и поинтересовались, не изменились ли планы уважаемого кандидата. Я спросил, в связи с чем они, собственно, могли вдруг измениться. В трубке деликатно похихикали, а затем процитировали свежую новость информационного агентства «Интерксерокс» про обыск в типографии «Сосо». Я, со своей стороны, полушутя уточнил, является ли наша беседа официальной и ведется ли в данный момент запись. Ладно-ладно, сказали мне, знаем, что тебя не ухватишь. Я заверил редакцию, что планы пока не менялись.

По версии, которую потом озвучил Василий Александрович, кандидат заболел. Поднялась температура. Обеденный перерыв я использовал для похода в магазин и встречи с Анатолием Анатольевичем.

— Чуть-чуть мы не успели, очень жаль, — поделился он со мной своим огорчением после проведенной операции. — А куда Фурсов увез газеты, не выяснили?

— Увы, — я покачал головой, — глухо.

— Да, беречься начали, — кивнул «Люба».

— Вы обещали про Астрахань рассказать, — напомнил я.

— Василий ездил в одно пиар-агентство, они раньше помогали Макееву, — сказал он. — Это особенные ребята, специализируются на чернухе. Он договорился, позвал сюда их бригаду.

— Как? — чуть не ахнул я.

— Очень просто. Кстати, если бы не вы, мы бы их не вычислили. Знаете, куда они заселились?

— Догадываюсь.

— Да-да, неприметная квартира в тихом центре. Я на всякий случай не снимал оттуда наблюдение.

— И что будет?

— Ничего, — безмятежно ответил Анатолий Анатольевич. — Они уже уехали обратно в Астрахань.

— Почему? — наверное, с идиотским видом спросил я.

— С ними встретились, провели профилактическую работу, — пояснил он.

Какую именно работу, и кто проводил, я выяснять не стал.

Лида работала языком, как в последний раз перед казнью. Или как будто от исхода процесса зависела ее жизнь. Пламенная революционерка прибыла ко мне домой почти за полночь. Времени на политбеседы мы не тратили, и ближе к часу ночи она уже дышала, как после лыжного забега на длинную дистанцию. Я тоже чувствовал слабость во всех членах. Без исключения.

— Ты зверюга просто, — сказал я ей, когда она, сделав дело, уткнулась лицом мне в живот. — Давно хотел спросить, но не решался. Муж слабоват, что ли?

— У него романтический период продолжается, — ответила Лида. — А ты меня просто дерёшь как сучку. Ну и я тебя, — она вызывающе засмеялась.

Вместо слова «дерёшь» она без стеснения использовала синоним покрепче.

— Передохни пока малость, — посоветовал я. — У нас еще один заезд впереди. Вон там, у стеночки.

Лида легонько шлепнула меня по губам.

— Я тоже кое-что спросить хотела, — сказала она.

— Про любовь?

— Да ну тебя, не можешь без шуточек. Про другое. Вот ты выборами давно занимаешься…

— Лет шестнадцать уже с перерывами.

— Не перебивай. Так вот, — она серьезно посмотрела на меня, — опасно там?

— Что ты! Рутина одна. Бумажки перебираем.

— Сейчас я тебе оторву кое-что.

— Только не это! — я изобразил животный ужас. — Так и быть, расскажу. Один раз, очень давно, за мной гнался через лесополосу бывший сотрудник РУБОП. Если бы догнал, мы бы с тобой тут не лежали.

— Ты от него удрал? — усомнилась Лида.

— Он пьяный был в дымину, — ответил я честно. — А я уже потом, когда от него оторвался, зацепился за рельс и коленку рассадил в кровь.

— Да, прозаично как-то, — заметила она разочарованно.

— Ты прости, что с этими выборами ничего не срослось. Мои враги оказались сильнее меня.

— Ну и фиг с ними, — неожиданно легко среагировала антиглобалистка. — Выборы — это обман трудящихся.

В ночь подсчета голосов те, кто работал на Макеева, собрались в полевом штабе. Предварительно, в «день тишины», дамы лихорадочно закупали напитки и закуску. Для торжества или поминок, никто уже точно не понимал. Меня не позвали, а я не напрашивался. Сидеть с ними за одним столом, продолжая активно лицемерить, было бы уже слишком.

Поэтому я расположился дома на диване, удобно подложил подушки под спину, установил кофейник на расстоянии вытянутой руки и открыл своих любимых «Комедиантов». Эту книгу я могу читать в любой момент с любого места. Интернет работал нешустро, информацию избирком тоже не спешил обнародовать. Региональные агентства бесконечно повторяли губернаторскую жвачку про стабильность и процветание, потом раз десять сообщили про явку.

Явка мне была глубоко до фонаря. Я не выдержал и позвонил Василию Александровичу.

— Пока не знаем,