Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Со временем совершать набеги на испанские поселения стало небезопасно, и тогда люди Дрейка сменили тактику. В одном порту они застали врасплох и ограбили сразу 12 испанских кораблей. Корабли оказались совершенно беззащитны – на них не было даже парусов (паруса хранились отдельно на берегу), поскольку, как писал Фрэнсис Претти, «капитаны и купцы здесь чувствовали себя в полной безопасности и ни разу не подвергались нападению врагов… Наш генерал обыскал эти корабли и нашел на одном из них сундук, полный серебряных реалов, и большой запас шелковой и льняной ткани; этот сундук он забрал на свой корабль».
Обчищая стоявшие в гавани корабли, Дрейк узнал, что 12 дней назад отсюда вышло еще одно испанское судно со своеобразным названием «Какафуэго». Этот корабль вез огромный груз сокровищ. «Узнав об этом, мы больше не мешкали здесь; перерубив все канаты у стоящих в гавани кораблей, мы позволили им идти, куда им вздумается, в море или к берегу, а сами со всей возможной скоростью погнались за “Какафуэго” в направлении Пайты [морского порта на северо-западе Перу], думая найти ее там».
9
«Какафуэго»
1 марта 1579 г. Дрейк увидел испанский корабль с сокровищами и приступил к самой знаменитой пиратской операции в своей карьере. Нельзя сказать, что в этом случае ему был гарантирован успех, – к тому времени, когда они начали погоню, их цель уже ушла довольно далеко. Но Дрейк не собирался упускать добычу из рук.
И удача снова оказалась к нему благосклонна. В самом начале погони за «Какафуэго» он наткнулся на барк, «нагруженный веревками и прочими снастями». Он взял судно на абордаж и приказал провести обыск. Усилия окупились сполна: на борту он нашел 36 кг золота и массивное золотое распятие, украшенное «славными большими изумрудами», и хороший запас канатов, которые пригодились для оснастки его корабля (позднее он подарил «славные изумруды» королеве Елизавете I).
Впрочем, эта приятная заминка отвлекла его ненадолго. Чутье подсказывало ему, что на борту «Какафуэго», где бы он ни находился, его ждет огромная удача. Дрейк пообещал отдать свою золотую цепь тому, кто первым заметит испанский корабль. Кстати сказать, на самом деле корабль носил имя «Нуэстра Сеньора де ла Концепсьон», что, разумеется, звучало намного более достойно, чем та хулиганская кличка, под которой все его знали (Cacafuego в переводе означает «Испражняющийся огнем»).
Около трех часов дня юный Джон Дрейк, племянник генерала, взобравшись на вершину мачты, заметил испанский корабль. Как и было обещано, мальчик получил свой приз. Некоторые принялись ворчать, что капитан поощряет любимчиков, но в тот момент это был далеко не самый важный вопрос. По слухам, «Какафуэго» вез баснословное количество золота, серебра и драгоценностей. В погоне за этим неуловимым судном Дрейк периодически грабил другие испанские суда поменьше, но эти крошки добычи только подогревали его аппетит, заставляя все настойчивее стремиться к сокровищам, которые он надеялся найти на борту «Какафуэго». И вот он был перед ним, низко осевший в воду, – призрак, который наконец удалось догнать.
Чтобы не выдать своего присутствия раньше времени, Дрейк придержал «Золотую лань» и приказал изящному пинасу держаться позади нее. Он опустил английский королевский штандарт, обычно развевавшийся на гротмачте, и приказал вывесить за борт полные бочки вина, чтобы снизить скорость. Благодаря этой простой уловке «Золотая лань» стала выглядеть как безобидное торговое судно, одно из многих, спешащих по своим делам в открытом море.
Люди на борту «Какафуэго» не замечали гораздо более крупную «Золотую лань», пока она не подошла совсем близко. По любопытному стечению обстоятельств капитан, которого звали Сан-Хуан де Антон, был баском, но жил в Саутгемптоне в Англии. Сначала он услышал, как с «Золотой лани» к нему обращаются на испанском: Дрейк заставил одного из своих испанских пленников приветствовать «Какафуэго» самым учтивым образом. «Золотая лань» выглядела настолько прилично, что капитан Антон позволил ей подойти и встать борт о борт со своим кораблем. Но затем дело приняло неожиданный оборот. «Мы англичане! Сворачивай паруса! – крикнул один из людей Дрейка. – Откажешься, берегись – тебя отправят на дно!»
«Какие еще англичане? – крикнул в ответ капитан Сан-Хуан де Антон. – Поднимайтесь на борт и попробуйте сами свернуть паруса!» Дрейк приказал боцману дать свисток, и по его сигналу канонир дал оглушительный залп. Сломанная выстрелом бизань-мачта «Какафуэго» рухнула на палубу. Как будто этого бедствия было недостаточно, чтобы запугать испанцев и заставить их подчиниться, Дрейк приказал своему пинасу обогнуть дерзкий корабль с другой стороны, после чего английские лучники, вооруженные арбалетами – самым смертоносным оружием того времени, – выскочили на палубу и завладели кораблем. «Около шести часов мы подошли к ней, взяли ее на абордаж, выстрелили в нее из трех артиллерийских орудий и сразили ее бизань; поднявшись на корабль, мы нашли несметные богатства, множество драгоценных камней, 13 сундуков с серебряными реалами», – писал Флетчер (звание капеллана совершенно не мешало ему азартно излагать ход событий и с удовольствием перечислять награбленную добычу). Застигнутого врасплох и ошарашенного капитана Антона доставили в каюту шкипера на борту «Золотой лани». Небрежно сбросив кирасу, Дрейк жестом пригласил Антона сесть и дал понять, что гостю нечего бояться. «Наберитесь терпения», – сказал Дрейк сбитому с толку баску. Люди Дрейка быстро захватили «Какафуэго» и на ночь вывели оба корабля далеко в море, где их не могли настигнуть другие испанские суда.
«Какафуэго» оказался настоящей сокровищницей. Дрейк приказал вынести с корабля всё подчистую. Один из испанских офицеров лихорадочно торговался с Дрейком, пытаясь убедить его оставить на «Какафуэго» ценный шелк, льняное полотно и тафту. В обмен на эти дорогие ткани он подарил Дрейку золотого сокола с изумрудом на груди. Но это было еще не всё. «Среди прочего серебра, которое наш генерал нашел на этом корабле, обнаружились две очень красивые позолоченные серебряные чаши, принадлежавшие лоцману, – писал Претти. – Увидев их, наш генерал сказал: “Сеньор лоцман, у вас здесь два серебряных кубка, но мне нужен один из них”; поскольку лоцман никак не мог этому воспротивиться, ему пришлось