Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому, чтобы «не подвергать себя их жестокой любезности» – в виде пыток, отрубания конечностей и смерти на дальнем берегу, – Дрейк нашел бухту, где можно оставить свой корабль «в покое и полной сохранности». Затем его люди снарядили легкий и маневренный пинас, «передвигаться на котором было не так опасно, как на корабле» и начал и исследовать «каждый ручей, не пропуская ни одного уголка в радостной надежде найти наших друзей и соотечественников».
Но все пошло не так, как планировалось. Как только их пинас вошел в бухту близ занятого испанцами города Кокимбо и несколько человек высадились на берег, они столкнулись с вражеским отрядом «численностью по крайней мере 300 человек, из которых сотню составляли испанцы, каждый на своей лошади, а остальные были индейцами; они бежали за ними по пятам, словно собаки, все нагие и в ошейниках». Таковы были реалии жизни под властью Испании.
Едва увидев своих противников, англичане бросились бежать с берега на скалы, а со скал на пинас, который мог быстро доставить их в безопасное место, где их не настигнет испанское оружие. Не побежал только моряк по имени Ричард Миниви, «смелый, безрассудный и исполненный презрения к опасности», который не стал слушать мольбы друзей, звавших его вернуться на корабль. Его отряд из 12 человек встал на пути сотен врагов. Когда конный испанский солдат направился к Миниви, тот приказал своему крошечному отряду отступить к лодке, а сам вступил в бой с испанцами. Он выхватил шпагу и выстрелил из пистолета. Выпущенная в ответ испанская пуля пронзила его череп и мгновенно оборвала его жизнь. Приказав рабам-индейцам вытащить его бездыханное тело на берег, испанцы обезглавили Миниви, отрубили ему правую руку и «вырвали сердце из груди». Найденную у него в кармане книжку с выдержками из Святого Писания объявили еретической и сожгли. Индейцы растащили в разные стороны части его тела, пускали стрелы в его изуродованный труп и «оставили бы его на съедение зверям и птицам», если бы несколько английских моряков не похоронили его, тем самым избавив его останки от «этой неслыханной и варварской жестокости».
Позднее на берегу, где был убит Миниви, появился испанский отряд, размахивающий флагом перемирия. Но Дрейк не собирался поддаваться на эту уловку – он поднял паруса и отправился в более безопасное место.
Размышляя о царстве террора, который устроили испанцы на землях ни в чем не повинных индейцев, удерживая их в позорном рабстве, убивая без разбора и истребляя всех чужаков, Флетчер писал, что стрелы индейцев были изготовлены из сырого дерева, а это значило, что испанцы разрешали им носить оружие, только когда они соглашались служить своим новым хозяевам. С ядовитой иронией Флетчер добавил: «Они полагают, что оказывают этим несчастным большую милость, когда не хлещут их изо дня в день веревками ради собственного удовольствия и не поливают их обнаженные тела раскаленным жиром».
На следующий день, 20 декабря, Дрейк направился в более удобную гавань к северу от Кокимбо. Как только флот бросил якорь и люди оплакали погибшего Ричарда Миниви (который, как подчеркивал Флетчер, был им всем настоящим другом), Дрейк встревожил их, объявив, что собирается снова отправиться на юг с небольшим отрядом, чтобы отыскать пропавшую «Элизабет» и, возможно, «Мериголд». К счастью, поднялся встречный ветер, заставивший его повернуть назад, и на следующий день они нашли убежище в бухте Салада, где провели следующие несколько недель. В безмятежных водах бухты, переливавшихся всеми оттенками кобальта и изумруда, водилось «невообразимое и никогда прежде не виданное» множество рыбы. Забрасывая по четыре-пять удочек за раз, моряки всего за два или три часа поймали более 400 рыб.
Первое время Дрейк не оставлял своих людей без работы. Они построили новый баркас, закрепили паруса на реях, «промаслили и поправили оснастку» «Золотой лани» и вытащили на палубу хранившиеся внизу пушки. Не все удавалось одинаково хорошо. Когда судно собирались накренить, то есть перевернуть набок, чтобы проконопатить (эту рутинную процедуру периодически следовало повторять), оно сорвалось с ремонтных опор. Катастрофы удалось избежать благодаря быстрому и умелому использованию лебедки.
Затем наступило время отдыха. Дрейк дал своим людям, находившимся в плавании уже около года, неделю отпуска от всех работ. В день нового, 1579 года они устроили пир. Они много пережили за этот насыщенный событиями год вдали от дома – нашлось место и героизму, и потерям, и непревзойденной стойкости духа, но их путешествие было еще не окончено. Оно едва подошло к середине.
19 января 1579 г., покончив с ремонтом корабля, матросы снова вышли в море. Через три дня они прибыли на остров, все население которого составляли четыре одиноких индейца, которые указали им, где можно набрать пресной воды. Дрейк вознаградил их – «так он обычно поступал со всеми незнакомцами» – большим запасом вина, и они тут же напились допьяна.
Затем англичане снова осторожно двинулись мимо рифов и побережий, вдоль земель, занятых испанцами, и снова искали пресную воду, не осознавая, что огибают по краю пустыню Атакама – песчаную полосу длиной свыше 9665 км, которая считается одним из самых засушливых регионов в мире. По пути они не видели ничего примечательного, пока в Тарапаке на северном побережье Чили не наткнулись на дремлющего испанского часового, меньше всего ожидавшего появления в тех местах толпы англичан. Рядом с ним были аккуратно сложены тринадцать серебряных слитков. Флетчер вспоминал, что часовой спал так крепко, что они не смогли бы разбудить его, даже если бы попытались. Поэтому они тихо «освободили его от бремени», пока он спал. Страсть Дрейка к грабежу, подпитываемая враждебностью к Испании, начала приносить результаты. Магеллан мог отказаться от драгоценных металлов, чтобы оставить на корабле больше места для специй. Дрейк признавал, что специи – ценный товар, но серебро оставалось серебром.
Вскоре после этого случая Дрейку повезло еще больше: они встретили испанца, который сопровождал индейского мальчика, погоняющего восемь «перуанских овец» (лам), изумивших англичан своим видом: у них были верблюжьи шеи и овечьи головы. На спину каждого животного было навьючено по два кожаных мешка,