Леди Лидьярд достойно приняла прозвучавший в вопросе вызов.

– Нет, – сказала она. – О пропаже банкноты известно за пределами моего дома. Кто-то вслед за вами может заподозрить в краже невинную девушку. Ради ее собственной репутации – незапятнанной, мистер Трой, репутации! – Изабелла должна знать о случившемся, должна иметь шанс оправдаться. Она в соседней комнате. Моуди, позовите ее.

Мужество изменило Роберту. При мысли о том, какое страшное испытание ждет Изабеллу, он содрогнулся.

– Ах, миледи! – взмолился он. – Подумайте еще раз, прежде чем говорить ей, что ее подозревают в краже! Пусть лучше это останется тайной для нее, не то сердце бедняжки разорвется от позора!

– Останется тайной, когда обо всем известно священнику и его жене? – возразила леди Лидьярд. – Думаете, они оставят это дело в покое, даже если бы я согласилась его замолчать? Мне придется теперь писать к ним – а ведь после того, что произошло, я не могу писать анонимно. Поставьте себя на место Изабеллы и признайтесь: стали бы вы благодарить того, кто, зная, что на вас лежит позорное подозрение, скрыл бы его от вас? Ступайте, Моуди! Чем дольше мы тянем, тем тяжелее будет сказать правду.

С поникшей головою, с невыносимым страданием на челе Моуди повиновался. Медленно, словно все еще надеясь уклониться от возложенного на него бремени, он направился во внутренние покои. Пройдя по коридорчику, он остановился перед чуть отдернутой портьерой у входа в будуар и заглянул внутрь.

При виде открывшейся ему сцены сердце Моуди сжалось. Изабелла играла с собакой. Одним из бесчисленных достоинств Тобби считалось его умение играть в «Ну-ка отыщи». Сначала, чтобы он не видел происходящего, на голову ему набрасывали шаль или носовой платок; потом где-нибудь за шкафом или под кроватью прятали любую небольшую вещицу: блокнот, кошелек, сигарную коробку – словом, что подвернется под руку, – а Тобби должен был отыскать ее по запаху. Пес прямо-таки ожил, почувствовав двойное облегчение после приступа и кровопускания. Они с Изабеллой только-только разыгрались, когда из коридорчика появился Моуди, обремененный своей тяжкой миссией.

– Горячо, горячо! Ой, Тобби, сейчас сгоришь! – хохоча и хлопая в ладоши, кричала девушка.

Но вот, случайно обернувшись, она увидела маячившего в просвете портьеры Моуди. По его лицу Изабелла тотчас поняла, что случилось что-то серьезное. Она приблизилась на несколько шагов, не сводя с него тревожного взгляда. От волнения дворецкий не мог выговорить ни слова. Леди Лидьярд и ее поверенный в соседней комнате тоже молчали. В воцарившейся тишине слышно было только, как собака рыщет по комнате, обнюхивая мебель. Роберт взял Изабеллу за руку и повел в гостиную.

– Ради Бога, миледи, будьте милосердны, пощадите ее! – шепнул он леди Лидьярд очень тихо.

Но мистер Трой все же услышал.

– Нет. – Он покачал головой. – Будьте милосердны и скажите ей всю правду.

Впрочем, та, к кому он обращался, не нуждалась в его советах. Врожденное благородство ее натуры всколыхнулось, большое сердце изготовилось к любой боли, к любому страданию.

Полуобняв девушку за талию, то поглаживая, то поддерживая ее, леди Лидьярд взяла ответственность на себя и рассказала все без утайки.

От неожиданности бедная Изабелла сперва покачнулась, однако очень скоро с завидным мужеством оправилась и, подняв голову, молча смотрела на мистера Троя. В ее достоинстве, в спокойном сознании собственной невиновности мелькнуло истинное величие. Леди Лидьярд обернулась к мистеру Трою.

– По-вашему, – сказала она, указывая на Изабеллу, – она могла это сделать?

Мистер Трой не ответил. Печальный жизненный опыт, за много лет накопленный им на адвокатской стезе, подсказывал, что нечистая совесть частенько кроется за маскою добродетели, а беззащитная невинность выглядит кругом виноватой, а потому ни в том, ни в другом случае выводы, сделанные на основании внешних признаков, не помогают добраться до истины. Но леди Лидьярд приняла молчание своего советника за упорствующее жестокосердие бесчувственного человека и, демонстративно от него отвернувшись, протянула руку Изабелле.

– Вижу, мистер Трой еще не удовлетворен, – с горечью произнесла она. – Вот моя рука, любовь моя, возьми ее и смотри на меня как на равную, ибо в такие минуты не может быть и речи ни о каком неравенстве меж людьми! Ответь же пред Господом, который слышит тебя: виновна ли ты в краже банкноты?

– Говорю пред Господом, который слышит меня: я невиновна, – произнесла Изабелла.

Леди Лидьярд взглянула на своего поверенного, как бы приглашая его высказаться по поводу только что услышанного.

Мистер Трой прибег к молчаливой дипломатии – он низко склонил голову. Означало ли это, что адвокат уверовал в непорочность девушки или же что он скромно отодвигает собственное мнение на задний план, леди Лидьярд не сочла нужным уточнять.

– Чем скорее мы покончим с этим мучительным разговором, тем лучше, – сказала она. – Мистер Трой, я буду рада воспользоваться вашей помощью и советом с одним условием: ищите, не жалея сил, пропавшую банкноту и ее бесчестного похитителя, но только за пределами моего дома. Я решительно настаиваю, чтобы в стенах дома я не слышала даже намека на злосчастную пропажу до тех пор, пока ваше расследование не увенчается поимкой настоящего вора. Между тем миссис Толлмидж и ее семья не должны страдать по моей вине; придется отправить им ту же сумму еще раз. И вот еще что… – Она снова повернулась к Изабелле и ласково сжала девичьи пальцы. – Дитя мое, – сказала она, – ты остаешься здесь, а мое доверие и моя любовь к тебе так же безграничны, как и прежде. Не забывай этого, когда будешь думать о сегодняшнем дне.

Изабелла наклонилась и поцеловала ласкающую ее руку. Вдохновленная примером леди Лидьярд, она тоже готовилась достойно встретить выпавшее на ее долю испытание.

– Нет, миледи, – грустно, но спокойно промолвила она, – это невозможно. Мистер Трой прав: внешне все оборачивается против меня. Я находилась в гостиной одна, письмо не было запечатано, и мистер Моуди предупреждал меня о его ценности. Добрая моя госпожа! Мне не следует оставаться в вашем доме. Пока моя невиновность не доказана, я недостойна жить рядом с честными слугами вашей милости! Мне довольно уж знать, что вы сами во мне не усомнились. Коль скоро ваше сердце со мною, я готова терпеливо дожидаться того дня, когда мое доброе имя будет восстановлено. Ах, миледи, только не надо плакать! Ну прошу вас, пожалуйста, не надо!

Впервые за все время леди Лидьярд потеряла самообладание. Мужество Изабеллы заставило ее милость еще сильнее почувствовать, как дорога ей эта девушка. Тяжело опустившись в кресло, вдова прикрыла лицо носовым платком. Мистер Трой вдруг круто развернулся и принялся разглядывать какую-то японскую вазу – хотя, по правде сказать, ровно ничего перед собою не видел. Леди Лидьярд глубоко заблуждалась, считая его человеком бесчувственным.

Изабелла подошла к адвокату и легонько тронула его за рукав.