Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вы, конечно, захотите узнать, почему мне пришлось прибегнуть к такому, говоря языком финансистов, „вынужденному займу“. Отвечу, что в своем поведении я руководствовался мотивами, которые, на мой взгляд, делают мне честь. В тот момент мое положение было крайне затруднительно. Кредиторы наседали, друзья отвернулись от меня. Я должен был либо взять деньги, либо опозорить семью. Поверьте, трудно отыскать человека, который более моего почитал бы свою семью! Пришлось взять деньги.
А теперь попробуйте представить, каково было бы Ваше собственное положение (не говоря уже о моем), выбери я другой путь; как меня выдворили бы из Жокей-клуба[11], и из Таттерсоллса[12], и из игорного общества, как публично объявили бы неплательщиком перед достойнейшим в этой стране заведением – Терфом[13], – и все из-за каких-то пятисот фунтов, которых недоставало, чтобы заткнуть глотку этой грубой скотине Гардиману! Нет уж, позвольте мне пощадить наши с Вами чувства и не возвращаться более к этим мрачным картинам. Милая и несравненная моя тетушка! Вы и только Вы спасли честь нашего семейства! Моя собственная заслуга не так велика – я лишь предоставил Вам такую возможность.
К сему, разумеется, приложена моя расписка. Могу ли я что-нибудь сделать для Вас за границей?
К сказанному необходимо добавить, во-первых, что Моуди оказался совершенно прав: именно Ф. С. указал лорду Ротерфилду на причины отъезда Изабеллы из дома леди Лидьярд, и, во-вторых, Феликс и в самом деле передал французской полиции составленное мистером Троем изложение дела, но изменил в нем одну мелочь – номер пропавшей банкноты.
Что же далее? Далее автору остается лишь (с превеликим сожалением!) распрощаться с героями своей повести.
С мисс Пинк, которая и на смертном одре будет горевать о том, что ее племянница ответила Гардиману «нет».
И с леди Лидьярд, которая, в противоположность мисс Пинк, горевала бы на смертном же одре, скажи девушка «да».
С Моуди и Изабеллой, чья романтическая история завершилась записью о венчании в церковной книге.
С Гардиманом, продавшим ферму и лошадей, чтобы начать новую жизнь легендарного покорителя Америки.
И со Старым Шароном, который, сдержав слово, умылся и причесал волосы в честь свадьбы Моуди, вследствие чего подхватил сильнейшую простуду и в промежутках между чихами уверял, что «в жизни не сделает больше подобной глупости».
Так что же, настала пора распрощаться и с Тобби? О нет! Не минуло и получаса, как сей славный персонаж получил свой ужин из рук автора, который, любя его всею душою, не собирается с ним прощаться.
