Он вежливо поклонился и поспешил обратно к дому.

– Кто это? – спросила Изабелла.

– Мистер Феликс Суитсэр, племянник леди Лидьярд, – с неожиданной жесткостью в голосе отвечал Моуди.

Тон его удивил Изабеллу.

– Он что, вам неприятен? – спросила она.

В этот момент Феликс остановился выслушать конюха, которого, видимо, послали что-то передать запоздалому гостю. Он обернулся, так что Изабелла снова могла видеть его лицо. Моуди предостерегающе сжал руку девушки.

– Хорошенько взгляните на этого человека, – прошептал он. – Теперь наконец я могу предостеречь вас: мистер Феликс Суитсэр – ваш злейший враг!

Изабелла слушала в безмолвном изумлении. Моуди продолжал:

– Вы думаете, Шарон не знает, кто совершил кражу? – Голос его дрожал от еле сдерживаемого гнева. – Думаете, я этого не знаю? Ошибаетесь, Изабелла! Вот стоит мерзавец, который украл банкноту леди Лидьярд, говорю это с абсолютной уверенностью.

Она с испуганным возгласом отдернула руку и воззрилась на него, как на сумасшедшего.

Моуди снова забрал ее руку в свою, немного помолчал, чтобы успокоиться, и заговорил:

– Выслушайте меня. Когда мы с мистером Троем пришли за советом к Шарону, он сказал: «Подозревайте того, кого труднее всего заподозрить». Эти его слова, вкупе с вопросами, которые он задавал, пронзили меня как нож. Я тотчас заподозрил племянника леди Лидьярд. Не перебивайте меня! До сего момента я еще не говорил о моем подозрении ни одной живой душе, поскольку считал, что оно объясняется моей давней неприязнью к мистеру Суитсэру, а стало быть, не заслуживает доверия. Тем не менее я вернулся к Шарону и передал дело в его руки. Из проведенного им расследования мне стало известно, что мистер Суитсэр понаделал на скачках множество «долгов чести», как называют их господа, и среди них должок ни много ни мало в пятьсот фунтов стерлингов – мистеру Гардиману. Далее выяснилось, что мистер Гардиман пригрозил объявить мистера Суитсэра неплательщиком, чтобы того выдворили из всех клубов и игорных обществ. Крах был уже неотвратим, назначенный Гардиманом срок уплаты долга истекал на другой день после пропажи банкноты. Помню, в то самое утро в разговоре со мной леди Лидьярд высказалась насчет своего племянника так: «У него на лбу было написано: дай я ему вымолвить еще хоть слово, он занял бы у меня денег». Еще минуту, Изабелла. Я не только знаю наверное, что мистер Суитсэр вытащил из конверта пятисотфунтовую банкноту, но и твердо убежден, что именно он сообщил лорду Ротерфилду о причинах вашего отъезда из дома леди Лидьярд. Ведь в случае замужества у вас появилась бы возможность разоблачить вора. Вы и без моей помощи узнали бы от мужа, что мистер Суитсэр расплатился с ним краденой банкнотой. Можете не сомневаться: этот человек приехал сюда удостовериться, что ему удалось разрушить вашу помолвку. Право, у Феликса Суитсэра душа чернее, чем у любого висельника…

Взглянув на Изабеллу, он оборвал себя. Неожиданность разгадки и его собственная страстная, гневная речь так потрясли девушку, что она дрожала, как напуганный ребенок.

Он все еще успокаивал и утешал ее, когда у их ног кто-то тихонько заскулил. Опустив глаза, они увидели Тобби. Довольный, что его наконец заметили, пес тявкнул, при этом из пасти его что-то выпало. Моуди наклонился посмотреть, что там такое, Тобби же подскочил к Изабелле и ткнулся головой к ней в ноги, словно предлагая набросить ему на морду платок и поиграть в «Ну-ка отыщи». Изабелла уже потянулась погладить своего любимца, но неожиданный вскрик Моуди заставил ее обернуться. Теперь настал его черед трепетать от волнения.

– Тобби принес записную книжку, – запинаясь, произнес он.

Дрожащими руками Роберт раскрыл книжку Гардимана, долистал до раздела «Пари», куда все записи вносились в календарном порядке, отыскал страницу, помеченную следующим после кражи числом, и прочитал:

Достав из жилетного кармана листок с номером пропавшей банкноты, он протянул его Изабелле:

– Прочтите. Я не доверяю своей памяти.

Изабелла зачитала цифры вслух. Банкнота ее милости и банкнота, полученная Гардиманом в уплату долга, были датированы одним и тем же числом и имели один и тот же номер.

Моуди вручил записную книжку Изабелле.

– Вот доказательство вашей невиновности, – сказал он. – Его добыла для вас собака. Теперь вам, вероятно, следует написать о случившемся мистеру Гардиману, – прибавил он, опустив голову и глядя вниз.

Яркая краска внезапно залила лицо девушки.

– Вы напишете ему, – ответила она, – когда придет время.

– Какое время? – не понял он.

– Время, когда я стану вашей женой, – прошептала она.

Негромкое ворчание Тобби напомнило им, что он тоже вправе требовать к себе некоторого внимания.

Изабелла опустилась на колени и осыпала его самыми горячими поцелуями, какие ему довелось вкусить за все время их знакомства.

– Славный мой, – сказала она, разжав наконец объятия. – Как мне тебя отблагодарить?

Тобби перевалился на спину – несколько медленнее обычного, вследствие недавнего плотного обеда, – и, задрав все четыре лапы, лениво скосил на Изабеллу блестящий карий глаз. И если только собачий взгляд способен что-то выразить, то взгляд Тобби ясно говорил: «Я объелся; почеши мне живот».

Продается нижеследующий документ! Всех заинтересовавшихся просят указать сумму, которую они готовы уплатить за такое приобретение:

К леди Лидьярд эта финансовая бумага попала при обстоятельствах, придающих ей ореол романтичности. Она оказалась последней весточкой, каковую почтенной вдове довелось получить от своего милейшего племянника. Сопроводительное письмо, безусловно, еще более повысит ценность расписки в глазах тех, кто верует в незыблемость законов денежного обращения.

На условиях полной конфиденциальности приводим содержание этого письма.