Моуди, ставший теперь свободным человеком, мог беспрепятственно приступать к выполнению полученного от Шарона задания.

Однако линия поведения, которую старик пытался ему навязать, показалась Моуди, с его врожденным самоуважением и душевной тонкостью, совершенно неприемлемой. Сама мысль о том, что нужно втираться в доверие к лакею и выманивать у него какую-то бумагу с образцом хозяйского почерка, была ему глубоко противна. Поразмыслив, он решил обратиться к одному старому знакомому, служившему сборщиком арендной платы в том самом доме, где находились лондонские апартаменты Гардимана. Моуди не сомневался, что этот знакомый охотно сообщит ему имена банкиров Гардимана – если, конечно, ему самому они известны. Попытка оказалась успешной, и в тот же день Моуди явился к Шарону с адресом банка. Старый плут изрядно повеселился по поводу щепетильности своего напарника. Он, впрочем, признал, что письмо к банкирам можно составить и от третьего лица, без подписи, и тогда почерк действительно не будет иметь значения.

Вскоре письмо, по образцу того, что Шарон ранее приводил для примера, было написано и с очень представительным (во всяком случае, с виду) посыльным отправлено в банк. Через полчаса прибыл ответ. Увы, сыщиков снова постигла неудача. В указанный период времени означенная сумма на счет Гардимана не поступала.

Шарона это новое препятствие нимало не смутило.

– Передайте нашей юной подопечной мой сердечный привет, – со своим обычным нахальством заявил он, – и скажите, что мы приблизились к разгадке еще на один шаг.

Моуди смотрел на старика, не понимая, шутит ли тот или говорит серьезно.

– Да уж, видно, пока вас не ткнешь носом, сами вы ничего не способны разглядеть! – С такими словами Шарон развернул толстую еженедельную газету и указал в ней заметку, в которой, наряду с прочими светскими новостями, сообщалось о недавней поездке Гардимана в небольшой городок на севере Франции, на лошадиные торги. – Нам известно, что банкнота не поступала на его банковский счет, – заметил Шарон. – Что же тогда он мог с нею сделать? Да расплатиться ею за купленных во Франции лошадей! Ну, что дальше? Соображаете? То-то же! Теперь прикинем, надолго ли еще хватит ваших денежек. В погоне за этой банкнотой придется плыть через Ла-Манш. Кому из нас двоих сидеть на пароходе с белым тазиком на коленях? Дедушке Шарону, разумеется!

И он принялся считать, сколько осталось от денег, выделенных Моуди на расходы.

– Все в порядке! – наконец объявил он. – На дорогу туда и обратно мне хватит. Вы же сидите в Лондоне и никуда не выезжайте, пока не получите от меня весточку: можете понадобиться в любой момент. В случае каких-нибудь новых затруднений придется вам опять раскошеливаться. Господи, отчего вы не уговорите адвоката войти в долю? С каким бы удовольствием я транжирил его денежки! Вытянуть из него одну-единственную гинею – позор на мою седую голову! Я готов волосы на себе рвать, как об этом подумаю!

Вечером того же дня Старый Шарон сел на пароход, следующий из Дувра в Кале.

Два дня Моуди не получал от своего агента никаких вестей. На третий день пришло письмо, имеющее некоторое касательство к Шарону, но не от него самого, а от Изабеллы Миллер.

Послание, в котором Старый Шарон якобы намеревался (во утешение Изабеллы) назвать имя вора, оказалось совсем коротеньким:

Да уж, это воистину по-шароновски! Роберт Моуди только и мог, что покачать головой. Гораздо более занимало его письмо самой Изабеллы. Он с жадностью вчитывался в предваряющую подпись строчку. «С любовью», – собственноручно вывела она. Означает ли это, что в ней действительно зарождается теплое чувство к нему? Поцеловав заветное слово, он сел писать ответ, в котором обещал быть бдительнее и больше не давать денег Шарону, покуда тот их сперва честно не отработает.

Прошла неделя. Моуди, который уже давно стосковался по Изабелле, все ждал новостей из Франции. Наконец, когда он уже решил, что не может долее откладывать поездку в Саут-Морден, мальчишка-посыльный принес записку от Шарона:

Ничего утешительного Шарон не сообщил. Во Франции он столкнулся с серьезными трудностями, на преодоление которых ушли последние деньги Моуди. Впрочем, одно немаловажное обстоятельство он все же выяснил. Во время продажи Гардиману приглянулась одна-единственная лошадь, но и та была отозвана владельцем с торгов. За кругленькую сумму в двенадцать тысяч франков – или, английскими деньгами, четыреста восемьдесят фунтов – Гардиман все же выторговал лошадку с отлагательным сроком и при этом расплатился с хозяином английской банкнотой. Продавший ее торговец лошадьми – француз, проживающий в Брюсселе, – сразу же по завершении переговоров вернулся обратно в Бельгию. Шарон выяснил адрес торговца и написал ему в Брюссель, указав в письме номер пропавшей банкноты. Через два дня пришел ответ, в котором говорилось, что торговец срочно выехал в Англию в связи с болезнью родственника и пока не сообщал, по какому адресу переправлять его корреспонденцию. На этом наличность Шарона оказалась исчерпана, и он вернулся в Лондон. Теперь Моуди предстояло решить, продолжать ли поиски торговца или же искать какое-то другое направление расследования. Вот финансовый отчет Старого Шарона, а вот и он сам, с трубкою в зубах и мопсом на коленях, ждет дальнейших распоряжений.

Моуди благоразумно решил подумать, прежде чем давать окончательный ответ. Пока что он рискнет внести лишь одно предложение, на которое его натолкнул рассказ Шарона.

– Мне кажется, – заметил он, – что мы пытаемся добраться до цели кружным путем, забывая о том, что есть и прямая дорога. Мы ведь с вами знаем, что если мистер Гардиман и расплатился краденой банкнотой, то сделал он это неумышленно. Так не лучше ли, вместо того чтобы тратить время и деньги на поиски иностранца, поведать мистеру Гардиману о случившемся и попросить его назвать номер прошедшей через его руки банкноты? Я понимаю, за всем сразу не уследишь, однако странно, что такая простая мысль не пришла вам в голову еще до отъезда во Францию.