– Скажите, вы совершенно уверены, что вложили банкноту в письмо? – спросил мистер Трой.

– Кажется, да, – отвечала леди Лидьярд. – Но как раз в этот момент моей собаке внезапно стало плохо, и я так разволновалась, что не могу ничего утверждать определенно.

– Был ли кто-нибудь рядом с вами в тот момент, когда вы, как полагаете, вкладывали банкноту в письмо?

– Я находился в комнате рядом с ее милостью, – сказал Моуди, – и могу поклясться: она на моих глазах вложила банкноту вместе с письмом в конверт.

– А конверт запечатала? – спросил мистер Трой.

– Нет, сэр, не успела. Ее милости пришлось срочно выйти к больной собаке в соседнюю комнату.

Мистер Трой снова обратился к леди Лидьярд:

– Ваша милость, а что вы сделали с письмом? Взяли с собой в соседнюю комнату?

– Мне было не до того, мистер Трой. Письмо осталось на столе.

– Как, в открытом конверте?

– Да.

– Долго ли вы пробыли в соседней комнате?

– Не менее получаса.

– Хм, это несколько осложняет дело, – пробормотал мистер Трой. Поразмыслив немного, он обернулся к Моуди: – Кто-нибудь из прислуги знал, что в доме находится такая крупная банкнота?

– Никто, – отвечал Моуди.

– Стало быть, слуг вы не подозреваете?

– Разумеется, нет, сэр.

– Не было ли в доме рабочих в этот час?

– Нет, сэр.

– Кто мог попасть в гостиную в отсутствие леди Лидьярд?

– Было двое посетителей, сэр.

– Кто именно?

– Племянник ее милости мистер Феликс Суитсэр и достопочтенный Альфред Гардиман.

Мистер Трой укоризненно покачал головой.

– Я же не имел в виду достойных людей с такой безупречной репутацией, – сказал он. – Смешно даже упоминать в такой связи имена мистера Суитсэра и мистера Гардимана. Мой вопрос относился к посторонним лицам, которые могли явиться в дом с позволения ее милости и таким образом оказаться в гостиной. Мог зайти, к примеру, сборщик пожертвований или, скажем, приказчик из магазина с образцами каких-нибудь предметов дамского туалета или украшений.

– Насколько мне известно, подобных посетителей в доме не было, – отвечал Моуди.

Мистер Трой на время прервал расспросы и задумчиво прошелся по комнате. Его догадки о вторжении в дом посторонних пока что ничем не подтверждались. Опыт подсказывал ему не тратить времени зря и вернуться к исходному пункту расследования – иными словами, к письму. Теперь, обратившись к леди Лидьярд, он направил свои вопросы в новое русло.

– Ваша милость! По свидетельству мистера Моуди, вы удалились в соседнюю комнату, так и не запечатав письмо, – сказал он. – А вернувшись, вы его запечатали?

– Я не могла отойти от больной собаки, – отвечала леди Лидьярд. – Я послала в гостиную Изабеллу Миллер, от которой в будуаре все равно не было никакой помощи.

Мистер Трой насторожился. Новый подход к делу, кажется, начинал себя оправдывать.

– Если не ошибаюсь, мисс Изабелла Миллер недавно проживает под кровом вашей милости? – спросил он.

– Почти два года, мистер Трой.

– В качестве чтицы и компаньонки вашей милости?

– В качестве моей приемной дочери, – отрезала леди Лидьярд.

Мистер Трой благоразумно принял подчеркнутую резкость тона за предостережение и, временно отступившись от ее милости, перешел к более доскональному опросу дворецкого.

– Уходя, вы получили письмо из чьих-то рук или взяли его сами? – спросил он.

– Я взял его сам вот с этого стола.

– Оно было запечатано?

– Да.

– Видел ли кто-нибудь, как вы брали письмо со стола?

– Да. Мисс Изабелла.

– Она была здесь одна, когда вы вошли?

– Да, сэр.

Леди Лидьярд открыла было рот что-то сказать, но смолчала. Мистер Трой, подготовив таким образом почву, задал решающий вопрос.

– Скажите, мистер Моуди, – произнес он, – знала ли мисс Изабелла, отправляясь выполнять поручение, что в письмо вложена пятисотфунтовая банкнота?

Вместо ответа Роберт в ужасе от него отшатнулся. Леди Лидьярд резко встала, хотела говорить, но снова сдержалась.

– Отвечайте же, Моуди, – потребовала она, с трудом сохраняя самообладание.

Роберт неохотно заговорил.

– Я осмелился напомнить ее милости, что письмо осталось незапечатанным, и в оправдание моей настойчивости упомянул… кажется, упомянул, – поправился он, – что в письмо вложена банкнота на крупную сумму.

– Кажется или упомянули? Не могли бы вы сказать поточнее?

– Я могу сказать совершенно точно, – заговорила леди Лидьярд, не сводя глаз со своего поверенного. – Моуди действительно в моем присутствии и в присутствии Изабеллы Миллер говорил о банкноте. – Она немного помолчала и, успокоившись, продолжила тихо и твердо: – И что из этого, мистер Трой?

– Меня удивляет вопрос вашей милости, – отвечал мистер Трой, тоже очень тихо и твердо.

– И все же я его повторяю, – не отступала леди Лидьярд. – Я утверждаю, что Изабелла Миллер знала о банкноте, и спрашиваю вас: что из этого?

– Из этого следует, – с непроницаемым лицом отвечал мистер Трой, – что подозрение в краже падает на приемную дочь вашей милости – и только на нее.

– Это ложь! – с искренним негодованием воскликнул Роберт. – Господи, зачем я только сказал ему о пропаже! О миледи! Миледи! Не слушайте его! Откуда ему знать истину?

– Молчите! – приказала леди Лидьярд. – Возьмите себя в руки и послушайте сперва, что он скажет. – Она положила ладонь на плечо Моуди – то ли дружески поддерживая, то ли, наоборот, опираясь – и, вперив взор в мистера Троя, повторила его последние слова. – Итак, подозрение падает на мою приемную дочь и только на нее. Отчего же только на нее?

– Может быть, ваша милость собирается обвинить в присвоении банкноты священника церкви Святой Анны? Или собственных родственников? Или людей своего круга? – осведомился мистер Трой. – Слуги, если верить показаниям мистера Моуди, не могли этого сделать. Кто, скажите, держал в руках письмо, когда оно еще не было запечатано, и находился при этом без свидетелей в комнате, и знал о вложенной в письмо банкноте? Ваша милость, я предоставляю вам ответить на все эти вопросы.

– Изабелла Миллер так же неспособна украсть, как я сама, – вот вам мой ответ, мистер Трой.

Поверенный безропотно поклонился, будто прощаясь.

– Следует ли это великодушное заявление вашей милости понимать так, что с поисками банковского билета покончено? – спросил он.