– В апреле – мае, – шепнула она. –Вы понимаете?

Он быстро кивнул и успел еще прошептать вответ:

– Серега что-то знает! – как доктор согорченным лицом повернулся к ним:

– Не напасешься на этого оболтуса! Мояфельдшерица на больничном уже месяц, так Серега у нас тут подвизается. Сколькобутылок перебил, ужас! Иди двор подметай, это для твоих крючьев самоеподходящее занятие!

Серега отправился в ссылку с такойготовностью, что у Родиона возникло невольное сомнение, а не раскокал ли онбутылку нарочно, чтобы иметь возможность беспрепятственно сбежать.

– Извините, поскольку я не профессионал, ятоже удалюсь, пожалуй. Ваши профессиональные ароматы, честное слово, не дляменя, – пробормотал Родион, выходя в коридорчик. Во-первых, надо былопоследить за этим, безусловно, интересным мужичком, а во-вторых, его и впрямьмутило от запаха денатурата.

Он толкнул дверь – и чуть не сбил с куцегокрыльца Серегу, который хлопал по карманам с потерянным видом человека, ищущеговчерашний день.

– Закурить не найдется? – хрипло спросилон, но тут же осекся при виде Родиона.

В принципе Родион не курил. Но он давноусвоил, что лучшего способа установить контакт с незнакомым человеком, чемугостить его куревом, просто нет. Ну, скажем, это второй лучший способ. Чтокасается первого, Родион не сомневался, что дело дойдет и до него.

Он вынул портсигар, Серега мгновениепоколебался, потом протянул руку, однако тотчас отдернул ее:

– Что за сорт?

– Это не сигареты, а сигары. Да вы берите, онинеплохие, честное слово.

Родион поднес зажигалку, посмотрел наозадаченное выражение Серегиного лица.

– Какой-то вкус такой… Черт, не пойму.

– Очень крепко? – поинтересовался Родион. –Это с непривычки. Слыхали, что советуют знатоки? Если сигара кажется вамслишком крепкой, смягчите ее вкус глоточком коньяку.

– Ну если только коньяку! – хохотнулСерега, явно оценив шутку. – Оно, конечно, сейчас неплохо бы…

– Прошу. – Родион откинул полу куртки ивынул из внутреннего кармана плоскую фляжку. Снял крышечку – она же играла рольстаканчика. Потом отвинтил пробку. Набулькал щедро, чуть не по самый край.

Серега как завороженный смотрел натемно-коричневую волшебную жидкость.

– «Дербент»? Или «Дагестан»? – спросилон, принюхиваясь с видом знатока.

– «Ларсен».

– Это коньячный спирт, что ли?

– Да вы пробуйте, пробуйте, – Родионпризвал на помощь чувство юмора.

Серега принял содержимое стаканчика однимглотком.

Родион отпил прямо из горлышка. Коньячныйспирт – он, конечно, дезинфицирует посуду, но не до такой же степени. ПослеСереги стаканчик надо было промывать по меньшей мере денатуратом.

– Ну как?

– Да не понял, – пожал плечами Серега.

– Хорошо, но мало? – догадалсяРодион. – Повторим? А? Давайте?

– Не откажусь.

– Ну, по второй.

Они выпили и по второй, и по третьей.Поскольку воздержание на сей раз было в интересах Родиона, в том смысле, что онхотел побольше оставить Сереге, он едва прикладывался к горлышку. И ругал себяснобом, снобом, снобом… В самом деле, сейчас сошел бы и коньячный спирт, икакая-нибудь «Рябина на коньяке». И «Денатурат на коньяке» тоже отлично пилсябы.

Наконец Родион убрал фляжку. Серега проводилее эйфорическим взором, а когда вновь поднял полные признательности глаза насобутыльника (вернее, софляжника), невольно отпрянул, увидев перед собойпятисотрублевую купюру. Родион держал ее двумя пальцами, и бумажка трепыхаласьна ветру, словно маленький флажок неизвестного, но очень счастливого и богатогогосударства.

– Это… что? – сдавленно спросил Серега.

– Будем считать, что она выпала из вашегокармана. Я хочу сказать: мы будем так считать, если вы ответите на пару моихвопросов.

– Насчет чего? – быстро, жадно спросилСерега.

– Насчет той собачки, которая тут у вассодержалась в апреле месяце прошлого года.

Серега посмотрел на него глазами испуганной,более того – невинной лани:

– Ка… какой собачки?

– Да ладно, – сердито сказал Родион,вдруг остро вспомнивший, что этот «Ларсен» покупался в дьюти-фри, за ценусимволическую, а в магазинах что в Нижнем, что в Северо-Луцке его ни за какиеденьги не сыскать, может, только за самые несусветные. – Чего пинжакаваляешь? Видно же, знаешь что-то насчет той собаки, у которой было бешенство.Вот и скажи мне все, что знаешь. И деньги твои!

Мгновение Серега с тоской смотрел напятисотку, потом сунул руки в карманы с видом страдальца, проходящего последнийкруг ада:

– А чего ж вы свою дамочку не спросите? Онавам путем и ответит, что ей от той собаки нужно было да зачем. И денег никакихплатить не придется!

– Ком си ком са? – обрадовалсяарабчонок. – Вери гуд! Ком цу мир, битте!

Они тут не стесняли себя знанием какого-тоодного языка – бодро шпрехали на трех сразу: на английском, французском инемецком, причем такая неудобоваримая смесь была почему-то гораздо болеепонятна всем туристам. К сожалению, в отличие от Эмиратов или Египта, великий имогучий еще не был вполне освоен аборигенами, однако Егор вчера сам слышал, какв сувенирной лавчонке приказчик из кожи вон лез, заманивая двух русскихдамочек:

– По-смот-реть, мадам! Про-сто так! Ха-ля-ва!

То есть Мавритания твердой поступью шла попути прогресса.

У самого же Егора походка была куда менеетвердой, пока его вели к высокорослому чалому коньку с длинной гривой, вкоторой отчетливо проблескивали белые пряди. То ли гривы коням здесь мелировалипо мировой моде, то ли арабский скакун уже поседел от долгих лет жизни.

Егор и разочаровался (подсунули, дескать,какого-то одра, не удастся показать себя настоящим ковбоем), и втихомолкувздохнул с облегчением: уж с этим Пашо́й (арабчонок, тыча пальцем вконягу, сообщил: дескать, хиз нэйм из Паша́, он как-нибудь поладит. Однакорожа, в смысле – морда у коня была какая-то угрюмая, а когда он вдругоскалился, показав желтые зубы, смутное беспокойство закралось-таки в душуЕгора.