сама знаешь.

Я пропускаю эту загадочную реплику, поскольку понятия не имею, что с ней делать.

– И что потом?

– Он просто сел поудобнее, сложил руки на груди и долго на меня глядел, как будто пытался что-то понять.

– А дальше?

– Сказал, что позволит нам самим во всем этом разобраться.

– И все?

– И все.

Минуту мы оба молчим. Потом Лен вытаскивает из кармана штанов ключи, подбрасывает их в воздух и ловит одной рукой.

– Ну так как?.. Что ты думаешь? – говорит он, косясь на меня. – Попробуем разобраться?

26

Вот так, друзья мои, девушка, олицетворявшая правосудие, оказалась на гладко застеленной кровати патриархата, запрыгнула на этот самый патриархат и в пылу сражения резким пинком сбросила маленький баскетбольный мяч с клетчатого пледа. Мячик катится по ковру, мы хихикаем, слегка сталкиваемся лбами и целуемся по-настоящему. И все это, надо сказать, очень приятно.

Какое-то время мы увлеченно целуемся, и только когда я чувствую, как ладонь Лена скользит вверх по моему бедру, так что подол платья собирается складками, я резко выпрямляюсь. В ответ он тут же убирает руки, сцепив их на затылке.

– Извини, – говорит Лен, смеясь. Он слегка запыхался. – Извини, не надо было.

– Нет, дело не в том…

Если честно, его рука на моем бедре сильно взбудоражила, и мне любопытно узнать, чего именно он хотел. Это достаточно легко выяснить, но меня останавливает серьезность того, что` все это будет значить, поэтому я сажусь к стене, подтягивая колени к груди.

Лен приподнимается на локтях.

– У тебя все в порядке?

– Ага, – отвечаю я. – Просто… может, нам не стоит этого делать?

Теперь он садится на постели.

– Да?

– Из-за меня шестьдесят человек чуть не оставили после уроков. И все из-за акции протеста против тебя, между прочим. Я бы подвела своих товарищей, если бы позволила тебе меня лапать.

Он ухмыляется:

– Феминисткам уж и мутить ни с кем нельзя?

– Я имею в виду, этой конкретной феминистке нельзя мутить с тобой. – Я отодвигаю его ноги, чтобы выпрямить свои и не касаться его. – Особенно при том, что до сих пор неясно, собираешься ты отказаться от должности или нет.

Лен вздергивает подбородок и смотрит на меня сквозь ресницы. Взгляд его одновременно летаргический и вызывающий.

– Откажусь, – заявляет он.

Эта прямота меня обезоруживает.

– Правда?

– Конечно. Если хочешь, завтра же скажу мистеру Пауэллу.

Я буравлю его взглядом. После всех моих мытарств он отдает пост главреда так же просто, как четверговую домашку по алгебре? Какая-то скучноватая развязка, но, наверное, это значит, что акция протеста все-таки была не зря.

А может, это не из-за акции вовсе? Я вспомнила фразу Вайноны насчет того, чтобы показать Лену ноги, и опять не могу понять, не утратила ли я чего-то, что не хотела бы терять.

– Ты соглашаешься, просто чтобы и дальше со мной мутить?

– А, так, значит, от моего ответа все-таки зависит, будем мы мутить или нет?

– Я серьезно, Лен. – Я наклоняюсь над его коленями. – Поэтому?

– Нет, не поэтому.

– Хорошо, тогда скажи почему. Только правду.

Когда я это говорю, Лен снова ложится и смотрит не на меня, а в потолок. И хотя я пыталась его поддеть, мне вдруг кажется, что, может, он тоже во всем этом запутался.

– Я давно хотел тебе сказать, – начинает он, вытягивая руки к верху деревянного изголовья. Видя, как он волнуется, я ощущаю легкую расслабленность и чувствую странную нежность к нему.

– Да ладно, – шучу я, – я и так знаю, что я тебе нравлюсь.

За это я получаю улыбку, из-за которой у него так знакомо собираются морщинки в уголках глаз. Затем еще какое-то время он не произносит ни слова. Я уже готова спросить его, в чем дело, но тут он говорит:

– Знаешь, а я помню тебя еще с ярмарки кружков, когда я записался в редакцию «Горна».

– Правда?

– Ага. Я тогда посчитал тебя симатичной, но мне показалось, что характер у тебя неприятный.

Этим он меня доконал.

– И ты угадал! – Я выдергиваю подушку из-под пледа и смачно хлопаю ею Лена. – Ты угадал, но все равно пошел в «Горн». Мог бы сказать: «Э-э, спасибо, но нет», – и нам обоим было бы легче жить!

Он потягивается, а потом скрещивает руки на груди и ухмыляется.

– Ну, вообще я думал, что добьюсь реальных перемен, если выдвину свою кандидатуру на выборах главного редактора, – говорит он. – Понимаешь, чтобы привнести в руководство «Горна» более мягкий подход.

– Я тебе покажу мягкий!

Я опять бью его подушкой, а он пытается увернуться и соскальзывает с кровати. Из-за того, что все мои чувства обострились, а мозг будто бы обернут марлей, мы в итоге снова приступаем к поцелуям.

На этот раз мы доходим до расстегнутой ширинки, но Лен решает, что пора прекратить.

– Подожди, – говорит он, хватая мою руку. – Если мы не… Я думаю, надо остановиться.

Я опять отодвигаюсь на другой край кровати, немного жалея, что все закончилось.

– Мне уйти?

– Нет. В смысле, так будет правильно, но… – Он проводит ладонью по лицу. – Давай просто немного поговорим.

– Ладно, о чем ты хочешь поговорить?

– О чем угодно. Спроси меня о чем-нибудь.

– Как далеко ты заходил с девушкой?

Он смеется и низко присвистывает, как будто я нанесла запретный удар.

– Прямо к сути, да?

– Просто интересно.

– Ладно, – отвечает он. – Чуть дальше, чем только что. Один раз.

– Что за девушка?

– Кэти Гибсон.

Кажется, я не знаю такой девушки в Уиллоуби.

– Это, наверное… сестра Адама?

– Двоюродная. Прошлым летом на какой-то вечеринке.

– А с того момента?

– Порожняк.

– Значит, у тебя никогда не было?

– Нет. А у тебя?

Его вопрос прилетает стремительно, как бейсбольная подача, которая кажется одним финтом, а через базу проносится совершенно иначе. Как объяснил мне Лен во время матча в Харгис, такая подача показывает, чего на самом деле стоит питчер.

– Нет, – медленно отвечаю я. – В последний раз я целовалась с парнем еще в китайской школе.

– Как его звали?

– Бертрам Ву.

– Бертрам? – переспрашивает Лен несколько более гнусаво, чем требует ситуация, и начинает ржать.

– Ну что ж, Леонард, – говорю я тем же тоном, – тем хуже для тебя.

Я пихаю его, но он продолжает хохотать, и тогда я тоже присоединяюсь.

– А что же случилось с Бертрамом? – интересуется он, наконец отсмеявшись.

– Он с родителями переехал обратно в Сингапур, на том все и кончилось.

– Ты любила Бертрама?

– Наверное, нет. И вообще, хватит уже повторять его имя. Особенно таким голосом.

– Ладно, ладно. – Веселье Лена еще не совсем