мягкой обложке. Название достаточно провокационное – «Приличные женщины редко творят историю».

– Спасибо, – благодарю я, предполагая, что так миз Перес пытается подбодрить меня, чтобы я не слишком досадовала из-за наказания за протест. Я решаю не говорить, что устала от попыток быть одной из женщин, творящих историю.

Но я не хочу, чтобы она думала, будто я не ценю ее поддержку, так что открываю книгу и начинаю читать.

Несколько страниц спустя я понимаю, что книга, написанная женщиной-историком Лорел Тэтчер Ульрих, совсем не такая, как я ожидала.

Например, я узнаю, что слоган «Приличные женщины редко творят историю» взят из научной статьи о пуританках, которые вообще-то вели себя более чем прилично. В книге говорится, что, если мы не обращаем внимания на жизни женщин, которые не особенно борются за то, чтобы их услышали, мы упускаем большую часть истории и взглядов на историю.

Даже притом, сколько всего я в последнее время перечитала о феминизме, на эту мысль я наткнулась впервые, и она просто сносит мне башню. В конце концов, феминистки – это женщины, которые ведут себя вопреки правилам. И все же, может быть, поистине феминистская версия истории должна повествовать о женщинах, которые феминистками не являются? Миз Перес в своем репертуаре. Она обожает усложнять. «Это утверждение – хорошее начало, Элайза, – всегда повторяла она, – но не могла бы ты его усложнить?» И как я сразу не догадалась, что она не станет рекомендовать несложную книгу?

– Элайза?

Я поднимаю взгляд и вижу миз Перес за кафедрой. Рядом с ней стоит миз Уайлдер с запиской в руке.

– Элайза, подойди, пожалуйста, – просит миз Перес. – И возьми свои вещи.

На секунду на меня накатывает паника. Неужели есть другое, особое наказание для учащихся, которые, по сути, ведут себя вызывающе? Может, моей маме позвонили из школы и теперь она с ума сходит? Я-то думала, что нужно просто подписать эти талончики у кого-то из родителей. Я, естественно, собиралась попросить папу.

Однако когда я подхожу ближе, миз Перес только улыбается.

– Ты можешь идти, – сообщает она. – Миз Уайлдер говорит, доктор Гуинн решил, что все-таки тебя не нужно оставлять после уроков.

Я таращусь на них обеих.

– Можешь отдать свой талончик мне, – подсказывает миз Уайлдер. – Это было просто недопонимание, – обращается она к миз Перес.

Я протягиваю талончик миз Уайлдер.

– Я теперь должна идти с вами?

– Нет, Элайза, – смеется миз Перес. – Иди домой.

Я все равно выхожу из класса следом за миз Уайлдер, еще не совсем веря, что меня отпустили. Тем не менее у выхода из школы она оборачивается, чтобы попрощаться.

– Хорошего дня, Элайза, – говорит она и направляется к кабинету доктора Гуинна.

Я выхожу в школьный двор, моргая от яркого солнца.

Что… это было вообще?

– Долгожданная свобода?

Я резко разворачиваюсь. Позади меня стоит Лен, рюкзак болтается на одном плече.

– Классно выглядишь, – говорит он, ухмыляясь так, будто выдал нечто крайне остроумное.

Пульс у меня внезапно учащается, так что я принимаю первое разумное решение, которое приходит в голову: отворачиваюсь и поспешно ухожу.

Он догоняет меня всего за пару шагов.

– Как жизнь? – спрашивает он, будто мы с ним просто гуляем.

– Нормально.

Я не смотрю на него и не замедляю шаг.

– Помогла акция?

– Пока не знаю. А ты отказался от поста главреда?

– Еще нет. Пока думаю.

– Тогда, наверное, результат акции нам еще неизвестен, так ведь?

Я показываю, что собираюсь смыться в женскую раздевалку.

– Подожди. – Он касается моей руки. Ощущение такое, будто он ударил меня током. – А тебе не интересно, почему тебя только что отпустили?

Тут в мозгу у меня загорается искра осознания.

– Что ты выкинул? – спрашиваю я, уставившись на Лена.

Он разглядывает пальмы над головой и внимательно подбирает слова.

– Мы с доктором Гуинном побеседовали.

– О чем же?

Улыбка его становится плутовской.

– Я рассказал, что ты предупредила меня насчет акции и четко дала понять – это дело принципа, а принципы я уважаю. Я подчеркнул, что, как он и надеялся, мы до сих пор во вполне дружеских отношениях.

Лен украдкой бросает на меня лукавый взгляд.

Мое лицо слегка краснеет.

– И?

– С учетом этого факта я попросил его пересмотреть вопрос с твоим наказанием, потому что у нас свобода слова.

Меня все равно гложут сомнения.

– И что он на это ответил?

– Если честно, он отреагировал спокойнее, чем я ожидал. Вид у него был такой, как будто я его позабавил. Спросил, знаю ли я, что мы с тобой оба критикуем его решения о распределении наказаний.

– Единственное, в чем мы сходимся.

– Похоже на то. – Лен снова ухмыляется. – В общем, он в своей фирменной манере объяснил, что я привел весомый довод: школьники, как и все граждане, имеют право на свободу слова.

– Но?..

– Точно, но школы оставляют за собой право наказывать поведение, мешающее учебному процессу.

– А если человек стоит на обеденном столе и орет в мегафон – это считается поведением, мешающим учебному процессу?

– Возможно, в случае, если человек еще и вот так наряжен.

– Нечего сваливать вину на потерпевшего. Давай ближе к делу.

– Ладно, в общем, я еще упомянул, что моя мама адвокат и ты говорила с ней перед акцией.

– Но такого не было!

– Вообще ты с ней разговаривала, и это было перед протестом.

– Что?!

– Я сказал, что моей маме хорошо знакомы случаи, связанные со свободой слова учащихся, и, по сути, тебя нельзя наказывать за акцию строже, чем за обычный прогул. – Лен поглаживает подбородок. – Конечно, тот факт, что после уроков оставили только тебя, а других отпустили…

– Означает, что меня наказали за руководство протестом, а не за то, что я ушла с урока.

– Мне больше нечего добавить.

Я качаю головой в изумлении:

– Ты ведь знаешь, что необязательно было это делать. Я бы не умерла, если бы несколько дней посидела в школе после уроков. – И с горечью добавляю: – Мне не нужно, чтобы меня спасали.

– О, это я знаю. – Уголок его рта приподнимается. – Но разве не здорово, что хоть раз патриархат подсуетился ради твоего блага?

На самом деле я бы предпочла, чтобы патриархата вообще не было. Впрочем, надо заметить, Лен не ошибся.

– А как Гуинн отреагировал на то, что ты косвенно пригрозил ему подать от моего имени иск?

– Он спросил, часто ли мама просит меня представлять ее клиентов.

– О боже. – Я умираю. – Он тебя раскусил.

– Ну, может, чуточку.

– И что ты сделал?

– Признался в том, что он, я уверен, и так подозревал.

– И в чем же?..

– Ты и