стоило сломать время и оградить свой род от изменения?

— У вас получилось, — протягиваю я.

— Не ври мне, девочка, я выгляжу ужасно, — Эдзе хмурится. Глубокие морщины прорезают его лоб. — Из-за вас, умников, я потерял несчётное количество драгоценной энергии.

Эдзе потирает ладони. Я впервые обращаю внимание на его одеяние и то, насколько оно не похоже на его предыдущее, состоящее из кожи и обтягивающей водолазки. Сейчас на ведьмаке странного вида коричневый комбинезон, туго подпоясанный, что делает его плечи ещё шире, и явно не новый, о чём говорят рваные края рукавов, неаккуратно подогнутых до половины предплечья, и потёртые пятна на штанинах.

— Поверьте мне, мы сами уже не раз пожалели об этом, — говорю я.

Эдзе недобро хмыкает:

— Оно и понятно. Вон, что стало с вашей боевой подругой.

Эдзе обходит меня, останавливается у изголовья Нининой кровати. Бен гуськом плетётся за ним. Мы переглядываемся. Я пытаюсь никак не выдавать своего беспокойства, но губы поджимаются сами, когда я вижу сомнение во взгляде Бена.

— Я помню её, — говорит Эдзе, склоняясь над Нининым лицом. — Когда мы зашли с ней за черту невидимости, она сказала, что если что-то по её мнению вдруг пойдёт не так, она задушит меня одной рукой, пока второй будет обнимать мою дочь. — Эдзе принимается быстро проделывать несколько обычных для врача действий: проверяет зрачки Нины, приоткрывая веки пальцами, осматривает кожу, прощупывает пульс. — Чем её отравили? — с интересом спрашивает он, прижимая её запястье к своему уху. — Я слышу в её крови нечто постороннее, но не могу понять, что именно. Это явно не обычный яд, а микроорганизмы. Какой-то вирус… очень агрессивный. Что это?

— Если бы мы знали, вас бы не позвали, — отвечает Бен, скрещивая руки на груди.

— Парень, будешь дерзить, я уйду, и поминайте, как знали, — не отрываясь от своих манипуляций, произносит Эдзе.

Бен качает головой. Наши взгляды снова встречаются, и он показывает пальцем на Эдзе, потом на себя, и проводит им же по шее, изображая перерезанное горло.

— Что-то с земель Волшебного народца, — отвечаю я в попытке прояснить ситуацию.

А перед этим машу Бену рукой, прося его запастись терпением.

— Тогда другой разговор, — Эдзе резко выпрямляется, чешет подбородок. — Другой разговор и другая цена.

Я не могу скрыть удивление.

— Цена?

Эдзе клонит голову на бок и одаривает меня снисходительным взглядом.

— По-вашему, я за бесплатно проделал такой путь? По доброте душевной и ради очищения кармы?

Я слишком устала, чтобы воспринимать его слова за сарказм или шутку, да и вид, с которым Эдзе всё это произносит, даёт мне понять — серьёзно здесь всё, от первого и до последнего слова.

Первым реагирует Бен, фыркая:

— А я говорил, что звать на помощь этого психа ненормального — плохая идея.

Эдзе чуть щурится в ответ на его слова. Оба: и Эдзе, и Бен, — стоят друг за другом, но лицами ко мне, поэтому я сразу замечаю, как шею первого охватывает взявшаяся из ниоткуда дымка и как второй, широко распахнув глаза, заходится в диком кашле.

— Бен? — зову я испуганно.

Бен падает на колени. Он пытается схватиться за горло, но ему мешает что-то невидимое. Я бросаюсь в его сторону и едва успеваю сделать несколько шагов, как меня останавливает цепкая хватка, собирающая одежду на спине.

— Что вы с ним делаете? — мой голос срывается на крик.

Как только последнее моё слово звенит в помещении, дверь распахивается, и в медкорпус влетает Лукас. За ним — обеспокоенная Полина, которую, похоже, снаружи всё это время удерживали насильно. Последней появляется Шиго, и только она совершенно не меняется в лице.

Пожалуй, сейчас это громче любых слов говорит: «Я знала, что именно этим всё и закончится».

— Что происходит? — восклицает Полина, видя корчащегося на полу Бена.

Оказываясь рядом с ним, она берёт его лицо в свои ладони.

— Отец, прекрати, — строго просит Лукас.

Эдзе выпускает мою кофту, но Бену теперь и так достаточно физической поддержки в лице Полины, а потому я лишь замираю на месте, не сводя взгляда с задыхающегося друга.

Как я могу помочь ему? Никак.

Хватаюсь за свою шею. Что-то опускается по горлу вниз к пищеводу, заставляя задержать дыхание от тупой боли.

Считай до трёх. Не паникуй. Эдзе здесь не для того, чтобы причинять Бену вред.

— Отец, — повторяет Лукас.

Его голос звенит сталью, а глаза, и без того яркие, как два факела, вспыхивают ещё сильнее. Это — последний раз, когда Лукас просит. В следующий раз он перейдёт к делу. Но Эдзе не из тех, кто боится кого-либо, даже если оппонент в разы сильнее или если он — его собственный сын-феникс.

И всё же он ослабляет свою магию. Бен снова может дышать.

— Зачем вы это делали? — дрожь в голосе выдаёт меня с потрохами.

— Во-первых, я предупреждал — нечего мне грубить. А во-вторых, это не я, это их, — Эдзе кивает на Лукаса и Шиго, — бабка. Мамаша моя. Старая карга не захотела перед смертью делиться со мной гримуаром, пришлось отбирать насильно.

Ваня говорил, что ведьмы и ведьмаки «Воронова крыла» используют в своей магии силу мертвецов. Отсюда и кости для ловушек, как я вспоминаю. А теперь ещё и настоящие призраки….

Одним словом: чертовщина.

— Я собираюсь позвать Дмитрия, — произносит Полина. — Если никто сейчас же не объяснит мне, что здесь происходит!

Её голос сочится испугом. Бен в сознании, и вскоре он снова оказывается на ногах, но Полина продолжает хвататься за него, за одежду и руки, приглядывая за состоянием своего парня. Я вижу, как сильно Бену это не нравится, ведь он терпеть не может показывать слабину. Именно поэтому он разжимает пальцы Полины, придерживающие его за предплечье.

— Слушай сюда, — произносит Бен хрипло, позабыв о любом уважении к ведьмаку. — Ещё раз сделаешь так, и я…

— Я тебя умоляю, — Эдзе взмахивает рукой, как если бы пытался отогнать от себя надоедливую муху. — Итак, Слава. — Его глаза блестят. — Цена.

— Да?

— Ты собрался торговаться со стражами? — встревает Лукас.

— Я не занимаюсь благотворительностью, если ты вдруг забыл, — небрежно бросает Эдзе. — Моя цена — прах одного из Спящих.

— Чего? — Бен не удивлён — шокирован. — Прах одного из Сп… чего, ещё раз?

— О чём речь? — не понимаю я.

— Он хочет, чтобы мы каким-то чудесным образом достали ему прах умершего стража, который, вообще-то, согласно ритуалу развевают над городом после кремации, — с отвращением произносит Бен.

Полина, проигрывающая перед попытками понять сцену, разворачивающуюся перед её глазами, снова протягивает к Бену руку. В этот раз он резким движением препятствует