Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И что они решили?
— Я не знаю, — Даня искренне пожимает плечами. — Я сбежал, когда родители начали кричать друг на друга.
— А Ваня?
— Я не видел его с того момента, как мы пересеклись в медкорпусе.
Пересеклись — сказано слишком громко. До Дани новость о не совсем чудесном выздоровлении брата дошла в одну из последних очередей, и когда он принёсся в медкорпус, тот уже был наполнен людьми, жаждущими узнать всё из первоисточника.
Тогда они посмотрели друг на друга: многозначительно, осмысленно, громко, несмотря на то, что не произнесли ни слова. Это был скрытый диалог, в котором я, как свидетель, была уверена — в основном говорил Даня.
И сейчас он только подтверждает это, сообщая, что спасение Вани стоило такой цены.
— Как думаешь, куда он мог деться?
— Ты знаешь, — произносит Даня многозначительно.
Он уверен в своих словах, и это смущает меня.
— Я…
— Точно, — Даня, спохватившись, глухо стонет и хлопает себя по лбу. — Прости, забыл. Знает другая Слава, не ты.
Другая Слава. Даня прав, я — не тот человек, к которому он привык, но почему это словосочетание приносит такую тянущую боль под рёбрами?
— Так что это за место? — подавляя тошноту, спрашиваю я.
— Городская библиотека. Ваня всегда ходит туда, когда ему грустно, чтобы почитать что-нибудь из художественной литературы. — Даня хмыкает. — Так он отвлекается.
— Нужно сходить за ним, — говорю я. — И убедиться, что он в порядке.
— Навряд ли, — произносит Даня, ставя меня в тупик.
— Чего?
— Навряд ли он в порядке. Я бы на его месте был в ужасе.
Данины предположения непроизвольно заставляют провести знак равенства между мной и Ваней. Мы оба знаем, каково это — проснуться не собой. И я бы не пожелала такого даже самому лютому своему врагу.
— Нужно сходить за ним, — повторяю я. — Даже если он скажет, что не хочет нас видеть, это именно то, что сейчас ему необходимо.
* * *
Мы нашли Ваню между стеллажами с буквами «М» и «Н». Он сидел на полу, прислонившись к деревянному краю, и читал книгу в цветной обложке. Я никогда ещё не видела Ваню таким… увлечённым? То, с каким энтузиазмом он заглатывал знания по предметам в штабе и рядом не стояло с блеском во взгляде, который впивался в новые страницы бульварного чтива.
Я остаюсь чуть позади, Даня подходит к брату максимально близко. Присаживается рядом, заглядывает в книгу. Смеётся. Ваня толкает его локтем в бок, недовольно кривя губы, и это было бы самым будничным зрелищем в мире, если бы не необычно, но чертовски красиво горящие оранжевые глаза.
Они напоминают мне солнце. И закатное небо. И апельсины. И огонь. Всё сразу и каждое по отдельности.
В какой-то момент и Ваня, и Даня поднимают на меня свои глаза. Я принимаю это за знак и делаю первый шаг в их сторону. Второй. Третий. Ноги ватные, дрожат.
— Что читаешь? — спрашиваю я.
Опускаюсь на колени, размещаюсь с другой стороны от Вани, при этом продолжая держать небольшое расстояние между нами.
Мало ли что.
Ваня молча демонстрирует мне обложку. Я несколько раз пробегаю глазами по названию и имени автора, но когда Ваня кладёт книгу на пол обложкой вниз, я уже не помню ни того, ни другого.
— Я, вероятно, должен сказать тебе «спасибо», — начинает Ваня после того, как откашливается. — Так считает Даня.
— Ты мне ничего не должен, — произношу я.
— А вот так считаю я, — отмечает Ваня с грустной улыбкой на губах.
Он обхватывает ноги, прижимая их ближе к груди. Даня ободряюще хлопает его по коленке.
— Я дала обещание тому, кто помог, что возьму всю ответственность за тебя на себя, — говорю я. — И я планирую выполнить это, хочешь ты того или нет.
— Ладно, — кивает Ваня удовлетворённо. До этого он всё смотрел куда-то перед собой, а теперь поворачивает голову в мою сторону. — Потому что мне чертовски страшно, если честно.
«Я знаю, мне тоже», — едва не срывается с губ.
Останавливает лишь одно — надежда в глазах Вани, которую не спрятать даже за оранжевым огнём.
И я говорю:
— Всё будет хорошо.
* * *
Я подолгу стою сначала у подъезда, потом на лестничной клетке. Дойти до двери квартиры мне смелости так и не хватает. Знаю, что меня там ждёт: просьба или, если быть точнее, приказ объясниться. Всем нужны мои мотивы, но при этом никто почему-то не хочет поблагодарить меня за правильное использование времени и активную попытку любым способом отыскать решение.
Я не сидела, зарывшись в книги, как они. Я действовала. Разве уже хотя бы это не заслуживает уважения?
Достаю из кармана куртки телефон, гляжу на время. Либо я сейчас возвращаюсь в квартиру и встречаюсь со своим страхом лицом к лицу, либо через полчаса возвращаться уже будет неприлично поздно. Время на раздумья у меня ещё есть, но мне сегодня не хочется больше принимать никаких важных решений, поэтому я ищу в списке контактов нужный номер телефона и нажимаю на вызов.
Два гудка перед тем, как на другом конце провода говорят:
— Привет.
Я его не разбудила, но голос явно уставший.
— Мы можем встретиться? Нужно поговорить.
— Конечно. Где?
— Дойдёшь до меня? Буду ждать тебя у подъезда.
— Хорошо. — Пауза, в течение которой я не бросаю трубку только потому, что знаю — мне ещё не всё сказали. — По пути зайду за чаем, тебе взять чего-нибудь?
На размышления уходят считанные секунды:
— Да. Как обычно — карам…
— Я знаю, что ты пьёшь.
Я хмыкаю. Конечно, он знает.
Сбрасываю звонок, толком не попрощавшись с собеседником. Бегу вниз по ступенькам, чтобы поскорее оказаться как можно дальше от злополучной квартиры. Только мне стоило более-менее привыкнуть, стоило только обжить комнату, как её стены снова кажутся мне холодными, шершавыми и чужими.
Как же надоело качаться на этих бесконечных качелях!
Я толкаю дверь подъезда от себя и тут же слышу глухой стон. Невысокая фигура, пошатываясь, делает несколько шагов назад, потирая ушибленный лоб.
— Извините! — вырывается у меня вместе со смешком.
Фигура убирает ладонь от лица, и я узнаю в ней Марселя.
— Слава? — Марс хоть и спрашивает, но он совсем не выглядит удивлённым моим здесь нахождением.
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я. Отхожу в сторону, чтобы больше не преграждать вход в подъезд, но Марс туда не следует. — Ты в этом подъезде живёшь?
— Нет. — На лбу у Марса красуется алеющее пятно. Такое клятва вылечит быстро, но боль всё равно будет его беспокоить ещё как минимум пару