– Заткнись, Джек!

Хэп услышал вполне достаточно, к тому же пора было возвращаться к Энни. Такого чувства приятного возбуждения и воодушевления он не испытывал уже очень давно. Что ж, он по-прежнему не кто-нибудь, а Хэп Уокер, и имя это до сих пор еще кое-что значит.

– О боже! Что с вами случилось? – испуганно воскликнула Энни, увидев Хэпа. – И что с вашими руками?

Он взглянул на них и увидел кровь. Ее было так много, что можно было подумать, будто он только что собственными руками зарезал корову или свинью. Должно быть, он запачкал их, когда разбил Лейку Бьюллу нос.

Взобравшись на сиденье рядом с Энни, он, нахмурившись, произнес:

– Если б вы вышли за меня замуж, Энни, то, по крайней мере, прекратились бы всякие разговоры.

– Так, значит, вам пришлось драться?

– Было дело.

– Из-за меня? – Это прозвучало скорее как утверждение, чем вопрос.

Он хотел было отрицать, но потом все же кивнул.

– Разве это драка? Так, пустяки. Скоро он явится сюда с нашим заказом.

– Как я понимаю, речь идет о Лейке Бьюлле?

– Ничего особенного не было, Энни. Просто слегка разукрасил ему физиономию, вот и все. – Он рассеянно скользнул взглядом по густой листве дуба и, улыбнувшись уголком рта, не совсем последовательно добавил: – Я чуть не убил его. Может, и стоило.

– Ну, это уж слишком. Он просто болтал языком.

– Но это ведь тоже черт знает что. – Он повернулся к ней и, пристально глядя прямо в глаза, проговорил: – Я сказал ему, что теперь вы – миссис Уокер.

– Вот как?..

– А лгать я не привык, если вы успели заметить.

Она смотрела на него и думала, до чего же он все-таки славный человек – один из лучших, кого ей пришлось знать. И как благородно с его стороны было вступиться за ее доброе имя. В эту минуту она до конца осознала, насколько ей повезло, что она его встретила.

– Думаю, вы не солгали и на сей раз, – произнесла она тихим голосом. – Так знайте же, Хэп, для меня было бы большой честью стать миссис Уокер.

– А вы случайно не знаете, где здесь можно найти священника или, на худой конец, мирового судью? – спросил он, просияв широкой улыбкой.

– Знаю, но не хочу, чтобы он регистрировал наш брак, – ответила, иронически улыбнувшись, Энни. – Наш приятель Лейк Бьюлл и есть мировой судья.

– Проклятье!

– Ничего страшного, съездим в Бейкеров Проезд.

– Там что, есть баптистский священник?

– Нет, мировой судья.

Дав согласие стать женой Хэпа, она неожиданно для себя почувствовала огромное облегчение и уже без всякого смущения сказала:

– Хэп, с Лейком Бьюллом у меня ничего не было.

– А я и не сомневался в этом.

И тут на улице появилась массивная фигура легкого на помине хозяина магазина, катившего доверху нагруженную тачку. Хоть он и успел умыться, лицо представляло собой крайне жалкое зрелище: нос приплюснут и свернут в сторону, из разбитой губы все еще сочится кровь. Не говоря ни слова, он объехал повозку с задней стороны и выгрузил туда заказ Хэпа, затем возвратился к передку и протянул Хэпу пачку банкнот.

– Шестьдесят пять долларов сдачи, капитан, – сообщил он и после того, как Хэп взял деньги, посмотрел на Энни и почтительно проговорил: – Добрый день, миссис Уокер.

– Добрый день, Лейк, – сказала она в ответ.

Бормоча себе под нос что-то нечленораздельное, Бьюлл повернулся и направился назад к своему магазину.

Жилище Ральфа Бейкера, небольшое глинобитное строение с обветшалой односкатной пристройкой, служило одновременно местом, где он отправлял обязанности мирового судьи. Дом стоял посреди плоского, пыльного, довольно обширного участка земли возле дороги и являлся единственным зданием в Бейкеровом Проезде, необычное и довольно претенциозное название которого объяснялось достаточно просто: Ральф когда-то лелеял надежду, что принадлежащая ему земля со временем превратится в город, носящий его имя. Старая вывеска с потускневшей от времени, но жизнеутверждающей надписью «ЗЕМЕЛЬНАЯ КОНТОРА «косо висела на ржавой цепи. Ниже, на куске картона, было приписано: «Мировой судья и нотариус, прием круглосуточно».

Хэп чувствовал себя в этом грязном, жалком, унылом месте в высшей степени неуютно. Ему хотелось, чтобы церемония их бракосочетания проходила в праздничной, торжественной обстановке, лучше всего в церкви. Он собрался было повернуться и увезти Энни отсюда, но она взяла его за руку и удержала.

– Ничего, – тихо сказала она. – Меня и здесь устраивает.

Этого было достаточно, чтобы успокоить его. Прикосновение руки наполнило все его существо острым ощущением ее близости, и ему больше не хотелось оттягивать церемонию. К тому же он боялся, как бы она не передумала. Ему не терпелось поскорее оказаться связанным с ней узами брака. А то, что после этого ему предстоит проделать долгий путь, чтобы завоевать ее любовь, в данный момент его не особенно беспокоило. Главное, чтобы, выйдя отсюда, она звалась миссис Уокер. С остальным он может подождать.

И вот он стоял в мрачной, загроможденной комнате в узком пространстве между двумя столами – дряхлым письменным, с одной стороны, и обеденным на сбитых крест-накрест ножках, с другой – и, держа Энни Брайс за руку, давал перед Бейкером и его женой-мексиканкой, присутствовавшей в качестве свидетельницы, торжественный обет быть Энни верным и любящим супругом до конца своих дней.

– У вас есть для нее кольцо? – спросил Бейкер в конце короткой церемонии.

Кольца у него не было. Он опустил глаза на свой массивный серебряный перстень с ониксом в форме одинокой звезды Техаса.[11]Если не считать старинных часов, которые никогда не шли, это была единственная вещь, оставшаяся у него в память об отце.

– Да, есть, – ответил он, снимая с пальца перстень, и, повернувшись к Энни, пробормотал извиняющимся тоном: – Он будет великоват – придется пока носить его на другом пальце, а потом я куплю тебе что-нибудь более подходящее.

– Хорошо, наденьте его на безымянный палец левой руки невесты, а затем повторяйте за мной, – сказал Бейкер.

Произнося слова вслед за Бейкером, Хэп вынужден был в то же время придерживать перстень на пальце Энни. Закончив говорить, он переместил его на ее указательный палец, но и с него перстень грозил соскользнуть. Когда они выйдут отсюда, он его обязательно закрепит как-нибудь.

Слова Хэпа о том, что он будет любить ее до тех пор, пока сама смерть не разлучит их, Энни слушала, закрыв глаза, чтобы не видеть окружающего ее убожества. До чего же не похоже это на первый раз, когда она была еще совсем молоденькой и любила Итана Брайса больше всего на свете! Но даже в эту минуту, вспоминая о давно прошедших счастливых днях, она в глубине души не сомневалась, что поступает правильно, начиная все заново.