Ему хотелось лишь одного – перейти на другую сторону стола, заключить Энни в объятия и покрепче прижать к себе, но ведь он обещал ей не торопиться. Чувствуя, что долго не сможет выдержать, он вырвал руку и вскочил на ноги.

– Достаточно, – резко произнес он. – Остальное я сделаю сам.

Но в ту же секунду, понимая, насколько был груб, добавил почти извиняющимся голосом:

– Не хочу утруждать тебя тем, с чем прекрасно справлюсь и сам. Тем более что ты собиралась заняться ужином.

Схватив баночку с мазью, он направился к двери, бросив через плечо первое, что пришло в голову:

– Пойду взгляну на лошадей.

– Но ты ведь только оттуда.

– Да, но я не посмотрел, достаточно ли у них воды.

– Когда будешь идти назад, достань, пожалуйста, бобы из колодца, ладно?

– Хорошо, – обернувшись, ответил он и увидел, что она снимает с крючка фонарь. – Ты тоже собираешься выйти?

– Надо нарвать зелени. Она растет на заднем дворе, сразу за черным входом.

– Понятно.

Выйдя через заднюю дверь, он обошел вокруг дома и, сев на переднем крыльце, стал втирать мазь в суставы пальцев. Затем медленно направился к хлеву, хотя и знал, что все там уже сделал. Оказавшись внутри, он подошел к стойлу Реда и, опершись на дверцу, заговорил с ним, пытаясь тем самым отвлечь свои мысли от Энни:

– Ну вот, утром мы отправляемся в путь. Теперь, должен сказать, уже не будет, как раньше – только ты да я.

Ред фыркнул и, подойдя ближе к дверце, свесил над нею голову. Хэп почесал ему между глазами и продолжал:

– Да, я знаю, ты думаешь, что я просто старый осел. И ты, наверно, считаешь, что если я проделал такой долгий путь, сумев обойтись без жены, то мог бы пройти без нее и оставшийся. В самом деле, ведь я не уставал повторять себе, что у меня слишком непоседливый характер, чтобы оставаться в Ибарре у Клея, и вот теперь вдруг решил обосноваться на этой маленькой ферме. Не очень-то последовательно, не правда ли?

Вместо ответа огромный чалый конь ткнулся ему в руку носом, требуя, чтоб его продолжали почесывать, и Хэп снова положил на его костлявый лоб руку и стал поглаживать короткую жесткую шерстку.

– Знаешь, я поступаю с ней не совсем честно. Лучше было бы забраться в гнездо с гремучими змеями, чем отправляться к команчам на поиски ее дочери, заранее зная, что из этого ни черта не выйдет. И легче набрести на золотую жилу в Калифорнии, чем найти девчонку, пробывшую у индейцев так много лет. Но теперь никуда не денешься – я все равно должен ехать, потому что это единственная причина, по которой она вышла за меня замуж. Будь все проклято, но, наверно, я и в самом деле старый дурак!

Он не уходил из сарая до тех пор, пока не почувствовал, что достаточно владеет собой и может возвращаться в дом. Ему не хотелось предстать перед ней этаким сладострастным сатиром, готовым гоняться за ней с высунутым от похоти языком. Ему нужно было от нее нечто большее, и прежде всего уважение. Так, по крайней мере, он говорил себе, но в глубине души ему больше всего хотелось, чтобы она любила его. Если бы можно было повернуть время вспять и начать жизнь сначала, то он хотел бы стать Итаном Брайсом, – но, разумеется, до того, как к ним нагрянули эти чертовы команчи.

Когда он вышел во двор, было совсем темно, и воздух стал удушливым и тяжелым. Он глубоко вздохнул и почувствовал смешанный запах идущего из трубы дыма и влажной пыли, что обычно предшествует дождю. Если ветер не разгонит туч, то к утру будет гроза. Уже сейчас, взглянув на небо, он мог заметить слабые вспышки зарниц на горизонте. Впрочем, вряд ли дождь будет таким уж сильным, подумал он. Только слегка прибьет пыль.

Возле колодца он остановился, вытащил из воды плотно закрытый глиняный горшок с бобами и взял его с собой. У двери его встретил запах жарящегося бекона и кукурузных лепешок, гостеприимно приглашая в дом. Вот для какой жизни господь предназначил человека, и сегодня, перед самым отъездом, Хэп был намерен по-настоящему насладиться атмосферой семейного счастья.

Но стоило ему оказаться на кухне, где Энни колдовала над плитой, и увидеть стройную фигуру и пряди волос, прилипшие к вискам и изящной шее, как от его решимости держать себя в руках и следа не осталось. Одно лишь сознание, что это его жена, выбило у него из головы все веские доводы, почему он не должен прикасаться к ней. И все-таки, напомнил он себе в который раз, он обязан держать себя в узде. Ей нужно дать время.

– У меня почти все готово, – сказала она ему через плечо. – Между прочим, я уже думала, что ты заблудился.

– Я просто взглянул, все ли там в порядке, и прикинул, что еще нужно сделать перед нашим отъездом. Может, тебе помочь?

– Не надо. Я уже и тарелки поставила на стол. Кстати, ты Паучка там не видел?

– Его там и близко не было.

– Боюсь, как бы он не потерялся, – вздохнула она. – Не хотелось бы уезжать, оставив его одного.

– Вот поем и пойду поищу, – снова пообещал он.

Если бы после ужина его спросили, какие блюда он ел, ему нечего было бы ответить. Стараясь не смотреть на Энни, он одним духом проглотил все, что она перед ним поставила, вскочил из-за стола и, ухватив фонарь, проговорил:

– Если задержусь, не жди меня. У тебя был нелегкий день.

– Можно подумать, у тебя был легче.

– Ну, я к этому привык. Так все-таки, что нужно делать, чтобы прибежал твой котенок?

– Просто зови его «кис-кис-кис» как можно громче.

– Понятно. – У двери он неуверенно остановился и проговорил: – Послушай, можешь не беспокоиться насчет сегодняшней ночи. Я буду спать в другой комнате.

– Правда?

– Ничего другого у меня и в мыслях не было, – кривя душой, сказал он.

– Я знаю. Ты хороший человек, Хэп, и я тебя недостойна.

– Не говори глупостей, – сказал резко он. – Это была не твоя вина.

– Нет, ты заслуживаешь кого-то лучше, чем я.

– Но ведь ничего страшного с тобой не случилось, Энни. Во всяком случае, ничего такого, чего бы не смогло излечить время.

И он, не дожидаясь ответа, распахнул дверь и выскочил из дома. Держа перед собой фонарь, он принялся ходить по двору, то и дело произнося «кис-кис-кис», и довольно скоро почувствовал себя полнейшим идиотом. Время от времени он останавливался и прислушивался, но ничего, кроме доносящегося откуда-то издалека одинокого завывания койота, не слышал. Зарницы все еще поблескивали на краю неба, но с такого расстояния даже не было слышно грома. «Кис-кис-кис!» Черт возьми, куда подевалось это глупое существо? «Кис-кис-кис! Где ты, кошка? А ну-ка иди сюда!»

Он прекрасно понимал всю нелепость происходящего. И в самом деле: решив наконец жениться, он проводит первую в своей жизни брачную ночь, бродя в кромешной тьме по кишащей гремучими змеями ферме в поисках какого-то черного котенка! Слава богу, хоть его никто не видит в эту минуту. Вдруг, проходя мимо тополя у могилы Итана, Хэп услышал шелест листьев. Он поднял фонарь и посмотрел вверх. С ветки на него взирала, моргая круглыми, как блюдца, глазами, большая сова.