– Но ты, наверно, потратил уйму денег – один только медальон с камеей, должно быть, обошелся в целое состояние.

– У человека не каждый день появляется дочь, – возразил он, пожав плечами. – И очень уж ей понравилась эта штука. К тому же деньги у меня есть, Энни. Просто раньше мне никогда не попадалось ничего такого, на что хотелось бы их истратить.

Взгляд Энни снова возвратился к дочери, которая то и дело бережно прикасалась к подаренному ей маленькому медальону. Если бы не шоколадный загар, она казалась бы все той же хрупкой, изящной девочкой, какой ее помнила Энни. Во внешности Сюзанны больше всего поражали глаза, светившиеся яркой голубизной на бронзовом от солнца лице.

– Спасибо тебе, Хэп, – тихо проговорила Энни.

– За что?

– За все – за Сюзанну, за то, что ты у меня такой.

В этот момент Паучок, которому, по всей видимости, вконец надоело, что с ним обращаются так бесцеремонно, решил, что сейчас самое время сбежать от Сюзанны, и, спрыгнув с ее плеча, большими скачками понесся к открытой двери, ведущей в спальню Спренгеров, где и спрятался под кроватью.

– Мааа-мааа! – позвала Сюзанна, показывая в том направлении.

– Лучше сходи-ка за ним, – сказал Хэп жене, – а то он бог знает что там натворит!

Как только Энни с Сюзанной вышли из комнаты, Хэп пригласил Кору на крыльцо, где несколько минут заговорщически с ней беседовал. Когда они возвратились в дом, Кора взяла метлу и, входя в спальню, сказала Энни, что они с Сюзанной справятся и без нее. Затем опустилась на пол рядом с девочкой и принялась выгонять метлой котенка из-под кровати. Энни вернулась в гостиную.

Оказавшись с ней наедине, Хэп некоторое время молча стоял и улыбался. Затем прокашлялся и, заметно посерьезнев, начал такими словами:

– Энни, мне давно уже хотелось кое о чем с тобой поговорить.

Он произнес это таким серьезным тоном, что у нее испуганно расширились глаза, но она молча ждала, что же он скажет дальше. А он, переступив с ноги на ногу, взял ее за руку и продолжал:

– Знаешь, как-то не по-людски это было – то, каким образом нас с тобой поженили.

Она почувствовала, как у нее замерло сердце.

– Ты заслуживаешь лучшего, но мне просто не хотелось ждать. Я боялся, что, если у тебя будет время подумать, ты можешь не согласиться.

У нее задрожала нижняя губа, и она была вынуждена прикусить ее.

– Я была бы последней дурочкой, если бы передумала, – сдавленным голосом проговорила она.

– Мне кажется, теперь у нас есть нечто более весомое и реальное, чем было тогда, нечто такое, на чем мы сможем построить нашу совместную жизнь. И теперь мне кажется, что, если бы тебе дали возможность выбора, ты все равно вышла бы за меня замуж.

– О да!

– Знаешь, Энни, до встречи с тобой я считал, что слишком стар для настоящей любви, что это чувство прошло мимо меня, и только благодаря тебе понял, как сильно ошибался.

Она с трудом проглотила подкативший к горлу комок и едва слышно проговорила:

– Ты не должен этого говорить, Хэп.

– Нет, должен. Я люблю тебя больше жизни, Энни, и хочу, чтобы мы с тобой были обвенчаны.

Не сводя с нее глаз, он тихо и как-то очень проникновенно спросил:

– Согласны ли вы, Энни Уокер, снова выйти за меня замуж? И готовы ли перед алтарем дать обет быть мне верной и любящей женой до конца своих дней?

Как ни странно, но в этот момент у нее в голове звучали совсем не те слова, которыми они с Хэпом обменялись в убогой комнате в Бейкеровом Проезде. Нет, в ее памяти остались другие слова – те, что он произнес у нее на кухне.

Я как раз тот, кто вам нужен, Энни. Если необходимо, я становлюсь таким же беспощадным, хитрым и напористым, как мой противник. И я никогда не был трусом. Если я берусь за какое-то дело, то всегда довожу его до конца.

– Хэп Уокер, я люблю вас больше жизни, – прошептала она. – И горжусь, что вы выбрали меня в жены.

– Означает ли это «да»?

Вместо ответа она прильнула к нему и, подняв голову, нежно коснулась его губ. И только потом едва слышно выдохнула:

– Да.

Он обнял ее и крепко прижал к себе.

– Кора выбирает для тебя платье, – прошептал он, оторвавшись от ее губ. – А священник готов начать в любую минуту.

– Берешь ли ты, Гораций, эту женщину в законные жены и готов ли жить с нею совместной жизнью, начиная с этого часа и в дальнейшие годы, в радости и печали, в достатке и бедности, в болезни и здравии? – обратился капеллан к жениху.

– Да, – ответил Хэп громко и внятно, и голос его разнесся под сводами церкви.

– Даешь ли ты обет любить ее и заботиться о ней, почитать ее и быть верным ей, отвергнув мысли обо всех иных, пока смерть не разлучит вас?

– Да.

– А ты, Энн, берешь ли этого мужчину в законные мужья и готова ли жить с ним совместной жизнью, начиная с этого часа и в дальнейшие годы, в радости и печали, в достатке и бедности, в болезни и здравии?

– Да, – прошептала Энни едва слышно, затем, прокашлявшись, повторила более внятно: – Да.

– Даешь ли ты обет любить его и заботиться о нем, почитать его и быть верной ему, отвергнув мысли обо всех иных, пока смерть не разлучит вас?

– Да.

– Прошу новобрачного приготовить кольцо, – сказал капеллан, обращаясь к Хэпу, и когда тот достал его из кармана, продолжал: – А теперь, сын мой, надень это обручальное кольцо на безымянный палец левой руки невесты и повторяй вслед за мной.

Хэп взял ее левую руку и, сняв с безымянного пальца легко соскользнувший перстень отца, надел взамен золотое кольцо.

– Этим кольцом я сочетаю тебя, сын мой, законным браком…

Рука Хэпа была теплой, сильной, как и он сам. Энни смотрела на его каштановые волнистые волосы, ярко-голубые глаза, твердый подбородок и чувствовала, как ее переполняет любовь к этому человеку. Ему удалось свершить чудо: из бездны одиночества и отчаяния он вернул ее к новой, счастливой жизни. И сумел вновь пробудить в ней женщину. Теперь у нее было все, ради чего стоило жить.