– Думаете, я не пыталась? Могу вас уверить, они ничего не сделают, – произнесла она с горечью. – Кому я только не писала: и губернатору, и председателю законодательного собрания штата, и всем, кому только можно, и чего добилась? Вы бы почитали ответы, которые я от них получала. Им наплевать, Хэп, абсолютно на все наплевать. Тогда я поехала в Остин, чтобы поговорить с ними лично, но результат был тот же: им и дела до меня нет. По их убеждению, я просто должна забыть, что Сюзанна жила на свете. Но разве я способна на это?!

– Я вас понимаю.

– Вы уверены в этом? Или вы такой же, как другие мужчины, приезжавшие сюда со времени моего возвращения? Они тоже убеждены, что мне нужен мужчина, будто я, извините, какая-нибудь потаскуха, которая просто не может обходиться без… без…

– Ну разве я мог такое подумать, Энни? Впрочем, вы мне не дали договорить – я должен вам еще кое-что сказать.

– Вы меня извините, но я уже просто не в состоянии спорить ни с вами, ни с кем бы то ни было другим, – произнесла она устало. – Я не в силах больше ждать, я должна что-то делать.

– Кстати, все эти молодчики и близко бы сюда не подъехали, если бы вы были замужем. Так вот, я пытался сказать, что, если хотите, я поеду туда вместо вас. Раз другого выхода нет, готов отправиться хоть сейчас, Энни.

– Отправиться… хоть сейчас?.. – ошеломленно повторила она, не веря своим ушам.

– Ну да. Если вы считаете это действительно необходимым, можете рассчитывать на меня.

– Но почему? У меня нет никакого морального права соглашаться на вашу помощь, Хэп.

Или сейчас, или никогда, решил он.

– Думаю, если бы я стал вашим мужем, у вас появилось бы такое право. – Не осмеливаясь встретиться с ней глазами, он внимательно изучал рисунок на клетчатой скатерти. – У меня, возможно, куча недостатков, Энни, – и я даже не пытаюсь этого отрицать, – но попробуйте найти настоящего джентльмена, который согласился бы туда поехать. А я поеду.

– Ах, Хэп…

– Я как раз тот, кто вам нужен, Энни. Если необходимо, я становлюсь таким же беспощадным, хитрым и напористым, как мой противник. И я никогда не был трусом. Если я берусь за какое-то дело, то всегда довожу его до конца. И даже если увижу, что взялся за невыполнимое, лягу костьми, но все равно постараюсь сдержать слово. Мне тридцать семь, а вам тридцать. Я считаю, у нас с вами появился шанс начать все сначала, и мы не должны упустить его. – Решившись наконец поднять на нее глаза, он добавил: – Между прочим, за все время, что меня здесь не было, я выпил всего лишь бутылку виски, и то не один, так что не беспокойтесь – вам не достанется в мужья пропойца.

Она закрыла глаза и проглотила подступивший к горлу комок.

– Нет, Хэп, я не могу, просто не могу.

– Вам, наверно, противно обо мне даже думать? – осмелился он спросить, чувствуя, как сильно у него колотится сердце.

– Дело не в вас. Мне противна мысль о любом мужчине. У меня до сих пор такое ощущение, будто Итан где-то здесь, рядом. Это просто невыносимо. – По ее щекам покатились слезы, она задрожала и произнесла прерывистым шепотом: – Поймите, это невозможно. Я обманула бы вас, если бы согласилась.

– Послушайте, Энни, – он подошел к ней сзади и положил на плечо руку. – Обман – это когда человек не знает, кого берет в жены, но я-то хорошо знаю. – Он повернул ее к себе лицом и обнял за плечи. – Я всю жизнь рисковал, готов рискнуть и сейчас, обещая сделать все возможное и невозможное, чтобы ваша жизнь изменилась к лучшему.

– А что, если я сама не смогу измениться? Что, если никогда не смогу преодолеть себя? Если каждый раз, когда вы будете смотреть на меня так… словом, так, как смотрели на прошлое Рождество, меня будет мутить?

Он крепко прижал ее к себе и, гладя по голове, тихо проговорил:

– Не знаю, что они с вами сделали, но я человек упрямый и уверен, что заставлю обо всем этом забыть.

– А если не сможете?

– Я никогда ни к чему не принуждал женщин. Если вы не сможете измениться, что ж, я, как говорится, останусь при своих.

– Но все-таки почему, Хэп? Зачем вам это нужно? – прошептала она ему в плечо.

– Мне нужен домашний очаг, Энни. Такое место, куда я смог бы вернуться, когда все закончится. Где жили бы вы, ваша девочка и я.

В эту минуту, прижимая Энни к себе и произнося слова, которые, как он знал, ей хочется услышать, он и сам уже почти верил, что найдет ее дочь.

– Можете не отвечать мне прямо сейчас, – продолжал он. – Я понимаю, вам нужно время, чтобы все обдумать.

Она чувствовала себя в его объятиях удивительно уютно и спокойно, как за каменной стеной. Ей было приятно ощущать силу обнимающих рук, и она не спешила убирать голову с его плеча.

– Утром я собиралась съездить за продуктами и уже договорилась с мистером Уиллеттом, чтобы он приехал за животными. Не могу же я оставить их здесь одних.

– Но ведь с ними можете остаться вы. Как только вы сообщите мне свое решение, я сразу же выезжаю.

– Нет, я все равно должна ехать. Да и как вы узнаете ее без меня? Мне так или иначе надо ехать, Хэп.

– Что ж, значит, поедем вместе.

– Не знаю, Хэп. Право, не знаю.

– Как я уже сказал, у меня еще есть время. Меня ожидают в Хелене не раньше, чем через несколько дней. А если вы согласитесь взять меня с собой, мне туда вообще не нужно будет ехать.

Сидя в тарантасе бок о бок, они чуть ли не физически ощущали возникшую с утра напряженность, словно были двумя тугими, готовыми в любой момент лопнуть пружинами. Почти весь путь они проехали в полном молчании, опасаясь сказать друг другу что-нибудь лишнее и быть неправильно истолкованными.

С той самой минуты, как он обрушил на нее свое неожиданное предложение, Энни пребывала в состоянии смятения. Не в силах заснуть, она ворочалась с боку на бок всю ночь, так что возмущенные котята в конце концов не выдержали и убежали с ее постели. Если ей не удастся взять себя в руки, это может закончиться тем, что она просто-напросто заболеет.

Утреннее солнце было уже добела раскалено и сильно обжигало ей спину, в особенности плечи. Она глянула из-под опущенных полей шляпы на небо и не увидела ни единого облачка, так что надеяться на спасительный дождь не приходилось. Хуже того: если так жарко даже здесь, то в пустыне на западе Техаса будет и вовсе невыносимо.

Она украдкой взглянула на Хэпа. На нем был черный сюртук, в котором он, должно быть, ужасно страдал, но сидел с невозмутимым, стоическим видом. Трудно было поверить, что это тот самый человек, который накануне на кухне умолял ее выйти за него замуж, сейчас он выглядел таким целеустремленным, таким уверенным в себе.

Ее взгляд упал на его руки, державшие вожжи. Это были сильные, умелые руки. В это утро Хэп казался олицетворением настоящего мужчины, и многое в его облике подчеркивало это – и видавшие виды ботинки, которым не было сносу, и черные брюки, плотно облегавшие мускулистые ноги, и его «миротворец», рукоятка которого выглядывала из кобуры тисненой кожи, и этот черный сюртук, плотно облегающий его широкие, наклоненные вперед плечи, и, наконец, ровный, четкий профиль его лица.