— Нет, нет, — успокоил он ее, — ничего не произошло, мальчик просто пропал на концерте, в тот день, когда из садика исчезли дети, вот я и подумал…

— А дети?

— Детей вернули на следующий день, с ними ничего плохого не случилось.

— И не должно было случиться, по условию игры.

— И все-таки это немного жестокие игры, ты не находишь? — не мог удержаться Андрей.

— Все игры жестокие! — почти прокричала Тоня. — Все игры построены на убийстве. Лучшие из них — на загадке и все равно на убийстве. Все в них играют, и ничего!

— Да, ты права. К сожалению…

— Подождите! — Тоня дернулась в кресле. — Я вот о чем подумала… Вы говорили, что с Ефимом происходит все, как было в этой игре, и я слышала, он был сегодня в Музее масок…

— А потом в банке. И что?

— В банке — не важно. В музее… Да ведь теракт осуществится сегодня! Вдруг это будет настоящий теракт?

— Вряд ли настоящий, до сих пор была просто постановка. Но… Постановка в концертном зале — штука сложная. Возможно, ты права. — Андрей выхватил телефон и позвонил Денису…

…Если бы разумная мысль приехать к Тоне пришла ему раньше, хотя бы в воскресенье вечером, хотя бы в понедельник с утра! Когда он подъехал к концертному залу, было уже поздно хоть что-либо исправить. Растерянный Денис безнадежно взирал на обезумевшую толпу, валившую из всех дверей зала (теракт был постановкой, но зрители-то этого не знали), и совершенно не представлял, что можно предпринять в такой ситуации. А предпринимать что-то нужно было срочно, потому что Андрей наконец понял всю суть этой игры на поле реальности: Ефима водили от этапа к этапу, чтобы он вспомнил (они так и не поняли, что вспоминать ему было нечего), восстановил весь ход игры и смог таким образом вычислить, где ребенок. Это был последний этап, ведущий к цели, и вполне вероятно, когда он подойдет к завершению, от Ефима избавятся.

В толпе Долинина не найти, да его наверняка уже и нет здесь. Где же тогда может быть он? У Гриценко — самый безнадежный вариант, у себя дома — вариант самый счастливый, но вряд ли возможный, и у Александра.

Андрей оставил Дениса — на всякий случай — у выхода из концертного зала, позвонил Вениамину, попросил его подъехать домой к Ефиму, а сам отправился к Александру.

И вот он стоял и безнадежно долбил кулаком в железную дверь, прекрасно понимая, что ему не откроют, расстраиваясь, что сделать ничего больше невозможно, обвиняя себя в тугодумии и нерасторопности. Он даже не надеялся, что Долинин здесь, он вообще уже ни на что не надеялся, когда вдруг услышал тяжелые торопливые шаги, поднимающиеся по лестнице. Кто-то запыхавшийся, грузный издал вопль радостного удивления. Андрей обернулся — и увидел Бородина.

— Жив? Цел? Ну, слава богу! — Илья обнял его, потом внимательно осмотрел, видно, чтобы окончательно убедиться, что он жив и цел.

— А что случилось? Как ты здесь оказался? — Андрей, удивленный, растерянный неожиданной встречей, смотрел на майора милиции.

— Только что взяли Гудини, — одышливо проговорил Бородин. — У него была твоя фотография. Повезло тебе, Андрюха! — И опять бросился обниматься.

— Ничего не понимаю!

— Потом расскажу! Сейчас некогда. Кажется, ребята все сделали четко, но нужно убедиться… — И он застучал кулаком в железную дверь квартиры Силина. — Откройте! Милиция!

— Бесполезно! Я давно уже стучу — не откроют.

— Тогда мы к чертовой матери взорвем эту дверь! — Бородин яростно ударил ногой по железу.

И тут произошло нечто странное, совершенно неожиданное для Никитина — дверь открылась. На пороге, пошатываясь, стоял Александр Силин, лицо его было в крови. Илья и Андрей переглянулись и влетели в квартиру.

— Где Ефим?

— С вами все в порядке?

Закричали они одновременно. Бородин остался в прихожей с Александром — тот что-то быстро и возбужденно ему говорил. Андрей бросился в комнату.

Ефим Долинин сидел за компьютером, так, словно все происходящее вокруг его не касалось.

— Ефим! — Андрей подбежал к нему. Ефим обернулся и каким-то просветленно-одухотворенным взглядом — наверное, так выглядит композитор, завершивший гениальную симфонию, — посмотрел на него.

— Я успел, — проговорил он с какой-то восторженной гордостью. — Я знаю, где мальчик.

Кажется, он его не узнал. Кажется, ему было совершенно все равно, кто перед ним, кому первому поведать о своем успехе. Он и не думал о том, что знание его может попасть во враждебные руки. Мельник считал его гением — наверное, он не ошибался — да, именно так должен выглядеть гений, только что сделавший великое открытие.

— Где же? — улыбаясь, тоже восторженно, проникшись его состоянием, спросил Андрей.

— Его не похитили. Он просто спрятался. В зале было слишком много оружия, слишком много зла, ребенок — а нужно учитывать, какой это ребенок! — просто испугался и спрятался. Возможно, где-то в подсобном помещении. Да, наверняка так. А потом его нашел человек, такой же, как он. По внутреннему состоянию такой же. Нашел и унес к себе. Какой-нибудь подсобный рабочий, в любом случае это человек с психическими отклонениями по общепризнанной оценке. Но человек этот очень добрый и светлый, Антону с ним безопасно, Антону с ним хорошо. Им вдвоем хорошо, лучше, чем в мире обычных людей. Они понимают друг друга и счастливы. — Ефим улыбнулся. Андрею представилось, что и сам Ефим вполне бы вписался в эту компанию, что ему и самому с ними было бы лучше, чем в мире обычных людей.

* * *

— Ну что, вздрогнули? — Андрей потянулся рюмкой к тянувшейся навстречу рюмке Бородина.

— Вздрогнули! За успешное завершение дела!

— За него!

Они чокнулись. Бородин хулигански подмигнул проходившей мимо официантке. Та, игнорировав бородинское подмигивание, улыбнулась Андрею.

— Не любят меня женщины. — Илья сделал плаксивое лицо. — Не любят, и все тут, подлые!

— Просто они не знают, какой ты крутой майор, а ты из скромности сказать им об этом не желаешь. Хочешь, я ее… — Андрей кивнул в сторону официантки, — сейчас верну и все объясню? Скажу, знаете, кто это? — Он ткнул пальцем в Бородина. — Думаете, старый, лысый, измученный жизнью обыкновенный мент? Нет, прекрасная, но гордая девушка! Этот мент совсем не обыкновенный. Он вычислил самого Гудини. Вот он какой крутой!

— За старого и лысого спасибо! — в шутку обиделся Илья. — А насчет моей крутизны — это ты поспешил. Грохнули сегодня Гудини. Прямо в камере.

— Да? Я не знал! И что теперь?

— Ничего! Показаний, которые дал Силин на Филина, вполне будет достаточно для суда, так что обойдемся.

— Ну, показания личного киллера вам не помешали бы.

— Не помешали бы, но что поделаешь? Осторожные, гады, и предусмотрительные!