…Я сижу, я сплю на холодном голодном осле… Осел стоит… Долго… сонно… дремотно…

Потом я просыпаюсь озираюсь…

Потом какой-то глухой текучий ровный шум доносится…

Айя!.. Да это же родная река моя Сиёма!.. Да это же она шумит в берегах ледовых лютых сонных!.. Да это ж река колыбель люлька гахвара река Сиема моя текучая незамерзающая родина!..

И мост висячий деревянный древний дряхлый ветхий шаткий тонкий худой мост светился во тьме снежной бредовой… Родной мой мост!.. замерзший мост мой! кость моя! худая детская голодная протянутая моя далекая висячая ручонка!..

Ойя!..

…Река!.. Родная!.. Сиема!.. Ледовая, а не замершая…

…Мост!.. Милый!.. Худой!.. Исхоженный!.. Истрепанный… Изъезженный… а не оборванный…

Ай!.. столько лет прошло… Я стар… А ты течешь молода в снегах во льдах река… А ты висишь качаешься мост дремный древний деревянный шаткий а веселый!..

И я слезаю с осла и я бегу к реке и я бегу к мосту и дикая обширная хирка шута на мне павлинья рваная полощется полощется полощется и точно надо мной она хохочет и хохочет и хохочет… И от бега разлетается, как крылья расписного фазана, и рвется рвется рвется…

Но я бегу как дальний пыльный кишлачный мальчик с бритой резвой лобастой телячьей головой к висячему мосту мосту мосту мосту…

Но!..

Но!.. Стой!.. Но что там?.. Что?..

Айя!.. След палачей ведет к мосту и там стоит Безносый. Кат. Палач…

Я сразу узнаю его. Нетрудно…

…И он глухо хмельно бредово хохочет и хватает паучьей цепкой рукой меня за плечо. Его пальцы как шампуры ножи уходят врезаются влезают в мое плечо…

Он хохочет. У него глаза, как желтые спелые осы… Я знаю такие глаза… Он накурился анаши… Он хохочет… И плачет… И желтые спелые осы плачут… выжидают…

И рядом стоит его караширский лютый густой конь и конь храпит хрипит и круто ходит крутит водит точеной пенной головой и дрожат дергаются рябят его атласные шелковые смоляные пугливые нервные кожи… И содрогаются знобкие атласные кожи…

…Ай родная река! ай родной мост! ай родная земля! ай родная ночь!.. Ай родной палач!.. Родной державы посланник лазутчик-добытчик-охранник… Ай родной палач! Ты и тут!..

Ай, земля моя!..

И на всех дорогах мостах твоих палачи стоят.

И на всех мостах палачи стерегут… Палачи блюдут… Палачи секут… Палачи хранят… Палачи щадят…

Мой родной палач — ты и тут…

Ночь!..

Мост!..

Река!..

Палач!..

Ай!.. Много!..

Ходжа Насреддин!.. Шут в хирке!.. Помоги мне!.. Мой конь боится идти на мост! Мои друзья прошли и бросили меня… И брат бросает брата, и сын — отца, и палач бросает палача!.. Все предатели! Ха-ха!.. Ну и земля!.. Ну и времена!.. Времена Двенадцати Иуд! Нет верных людей!.. Ходжа, помоги мне пройти по мосту!.. Мост слабый ледяной сухой от мороза — мой конь боится!.. И я боюсь! Река внизу гибельная! Мост темный неверный!.. Адский мост!.. Тонкий, как лезвие кашмирского ножа… По такому мосту грешники в рай идут… Но мост зыбкий скользкий… И все срываются падают в реку смертную!..

— Не все срываются… Увы… — шепчу я. — Идем, я помогу тебе…

— Вначале проведи коня! Он боится… Он хочет меня сбросить!.. Он ненавидит запах анаши!.. Ха-ха!.. Святой запах! Вся наша держава провоняла кровью, вином и анашой!.. Люди хотят забыться!..

Я глажу ласкаю коня по атласным чутким переливчатым кожам его, и кожи его перестают рябить дергаться дрожать… Внемлют мне кожи… Приемлют… Успокаиваются… Расстилаются ровные…

Потом я осторожно беру коня за исфаганскую узкую уздечку и тихо влеку к мосту…

Мост узкий…

Конь узкий…

Уздечка узкая…

Жизнь узкая… Скользкая…

Река широкая…

Смерть широкая…

И конь тихо идет за мной, и мы ступаем на скользкий мост морозный легкий, и мост начинает дрожать трепетать скрипеть, и конь испуганно шало останавливается, но я тяну его за собой и треплю и глажу мву тугую податливую сладкую чеканную холеную шею его, и мы выходим на противоположный берег…

— Ходжа Насреддин, иди сюда!.. Перенеси меня на себе. У меня голова мутная скользкая от анаши… Как этот адский мост!..

И я возвращаюсь по мосту к Безносому…

И тут!.. Нет! Нет!..

Мысль какая-то далекая темная глубинная… Мелькнула, как форель в волне ледовой… Мелькнула…

— Дай я сяду на твою шею, Насреддин, и ты перенесешь меня по мосту!.. Мои новые сапоги из сагры, начищенные нутряным салом, скользят… Голова вянет от анаши… Я не могу идти… Дай твою спину или шею! Иначе — вот он! Мой верный ургутский нож! Один удар — одна смерть!.. Зачем тебе смерть, Насреддин?.. Зачем тебе нож у самого дома?..

…И я нагибаюсь… Да! покорно! но та мысль в голове как форель вьется льется ходит в волне!.. Да…

И я нагибаюсь и подставляю свою спину и шею, и он садится потный тяжкий на мою спину и шею и обхватывает меня руками и ногами, как паук вялую осеннюю муху…

…И мы идем… Идем по родному моему давнему мосту… И я тащу на себе палача…

…И пришли времена, когда каждый тащит на себе палача своего? Да?..

…А где мудрость моя?.. Где брег ее вечнозеленый?.. Где сокровенная дальняя тихая лазоревая заводь ее?.. Заводь лазоревых телят форелей ягнят?.. Где?.. Где дом мудрости моей?.. Где безымянная кибитка ее?..

И я вернулся домой… И я тащу на себе палача своего… И он пахнет анашой смрадной темной гибельной и хрипит мне на ухо…

— Священная Книга говорит, что к шее каждого человека привязана птица судьбы!.. (где птица моя? иль улетела?) В нашей стране к каждой шее привязан палач… Ха-ха…

Безносый смеется на моей спине.

— Ты мудрец, философ…

— Да, я читал Авиценну, аль-Бируни и аль-Фараби… Искал мудрость…

— Жаль, что мост краток и шея моя слаба — иначе бы я послушал тебя… Чужая шея — прекрасное место для размышлений… Палачи теперь мудрые… Палачи-философы…

— Но я не нашел мудрости в книгах… Я полюбил девушку, и ее отец бай раздавил мне нос рукояткой камчи… Тогда я понял, что мир состоит из палачей и жертв!.. И нет иных! Или ты жертва — или ты палач!.. Вот и вся мудрость!..

— Но времена меняются — и жертва становится судьей!..

— Но не в Мавераннахре!..

…Да… И я тащу своего родного палача, но мост уже кончается, и та тайная мысль, как форель, уходит в воду…

Навсегда…

А река внизу ледяная ледовая мглистая тяжкая…

Нет!.. Не могу я!.. Не могу… У самого дома… У