…О Боже!..

И что ж ты лежишь, покорный народ мой?.. И ждешь ножа, и каждый думает: только бы нож нашел не меня, а другого, а нож блуждает, а нож устал уж, а нож уж не приходит…

Иль не можешь кетменем нож раздавить разбить?.. Не можешь?.. И вспахать взломать нукера-палача глухую рожу морду переносицу заросшую?..

Айя!.. Уран! Учча! Ачча!.. Тошно!..

…Но я ушел с самаркандской дороги… Но я ушел в родной кишлак Ходжа-Ильгар… Но я потерял утратил свое имя… Но я не Ходжа Насреддин, а такой же безымянный раб, ждущий последнего ножа…

Покорный я, покорный, подлый сонный…

Но!..

Нет сил глядеть терпеть!.. Но! нет сил дремать на дремлющей дороге дороге!.. Нет сил спать в стране усопших сонных…

И Ходжа Насреддин сходит с осла… И вынимает из ветхого мешка — хурджина ветхую палку дервиша, увешанную разноцветными лоскутами и медными певучими колокольцами… И палка дрожит в руке Насреддина и поют певуче морозно шелестят звенят колокольцы тонко тонко…

— Наконец-то я нашел тебя, дехканин. Я брат того нукера… Он послал меня разыскать тебя…

— Вы принесли нож, таксыр, господин мой?.. Наконец-то!.. Вот моя голова!.. Она очень устала! И замерзла! И стала думать от мороза… А может, взять кетмень и убить нукера?.. Мне стало страшно — зачем мне такая голова?.. Зачем, таксыр?..

— Да. Думающая голова — это самое опасное в нашей стране…

— Скорее отрежьте ее, таксыр… Надоело думать… Холодно… страшно… Может, убить нукера?.. Где же ваш нож?.. Где?.. Думать страшно!..

— Думающих голов стало больше, чем ножей… Не хватает ножей уже… Ножи устали… Палачи устали… Мой брат прислал палку… Но это палка не простая!.. Это двоюродная сестра посоха самого Пророка!.. Гляди, как она бьет!.. Как поют колокольцы!..

И тут дехканин вскочил с земли, с примятого подтаявшего под ним сырого водянистого снега.

— Ходжа Насреддин!.. Ходжа Насреддин!.. Спаситель мой!.. Я узнал тебя!.. Узнал… Что ж ты не пришел раньше?.. Спасал других?..

И он заплакал…

И Ходжа Насреддин положил теплую дрожащую старую добрую свою ладонь на бритую нагую его послушную голову…

— Седая голова… Прекрасная мудрая голова дехканина… Земледельца… И ты так легко хотел расстаться с нею…

…Да!.. В ожидании ножа созревает иная голова!.. да!..

Но я ухожу…

И пошел к ослу своему.

И уже вечер перешел в ночь.

И был сизый вечер, а стала морозная ясная ночь.

И стала ночь с полевыми огромными бездонными звездами…

И звезды разгорались от мороза…

И полузамерзшие арыки едва шевелились в снежных полях…

И малые арыки совсем замерзали останавливались хрустели густели теснились от игольчатого молодого льда, а большие арыки жили текли шевелились двигались в ночи…

И малые люди засыпали, а большие двигались в ледяной ночи…

И Ходжа Насреддин двигался в ледяной студеной ночи…

Да!..

И!..

ЧАЙХАНА «ЧЕТЫРЕ ЧИНАРЫ»

И там у дороги росли четыре столетние жемчужные обильные раскидистые чинары чинары чинары…

И Ходжа Насреддин узнал их — дальних былых вечных…

И они были снегом высоко и щедро засыпаны и сияли в ночи снежные одинокие родные… И сияли в ночи пустынной как четыре снежные горы…

И Ходжа Насреддин узнал их…

И там была нищая малая чайхана и там светился утлый нищий низкий светильник и горело чадило пахучее чигирное масло…

И темно в чайхане было и пусто и дремно…

И только!.. Но!..

Айя!.. Откуда ты взялся в нищей тощей моей земле? в земле военной? в земле без мужей ядреных вольных? в земле холмов похоронных?..

Айя!.. Откуда ты взялся вырос поднялся палван богатырь красавец чайханщик Турсун-Мамад?.. Валун средь камней!.. Ты вольный улыбчивый!.. Зубы снежные ладные ликуют горят!.. Глаза лихие свежие нетронутые непугливые!.. И весь ты весь барашек ярый! бычок бык тугой налитой порос зарос кудрявой вольной вешней бородой!.. И грудь твоя в старом погорелом чапане-халате с широким вырезом открыта обнажена и вся она кудрявая каракулевая веселая вольная грудь!..

И откуда ты палван богатырь на земле моей нищей?

И глаза чисты твои, и зубы и душа твоя кроткая чиста невинна!.. Я вижу! Я знаю!..

Я слезаю с осла и иду к тебе и ты мне улыбаешься… И ты улыбаешься и обе руки мне щедро кротко подаешь протягиваешь доверяешь…

…И что я?.. Что стою?.. Что вспоминаю?.. Как в тумане… Молодые дни мои?.. Молодые зубы губы щеки руки?.. Молодое тело мое?.. И где оно?..

Я как в тумане… в мареве… в забвенье сладком… Я под сонным детским теплым занданийским одеялом давним дальним…

…А Турсун-Мамад усаживает меня на дряхлую кун-градскую кошму, изъеденную кишащей рьяной ройной перламутровой молью, но я не слышу моли, но я не чую прогорклый давний запах чигирного чадящего масла… Но я гляжу на молодого чайханщика!.. Айя!..

Сын!.. Нерожденный сын мой… Ты бы мог быть таким… Таким!.. Турсун-Мамад, блажен отец твой!.. И мать твоя!..

…А что я?.. без детей? без семьи? без дома?.. Что я… Айя!..

…А в чайхане темно. И только в углу на рваных одеялах-курпачах шевелится живет какой-то человек… Старик в косматой туркменской бараньей обширной папахе, и он не снимает ее, и во тьме лицо его старое птичье острое кажется мне знакомым… Но оно зыбкое расплывчатое во тьме и я не могу ясно разглядеть его… Но чудится мнится мне зыбкое это лицо знакомым… Откуда оно?.. Но столько лиц я перевидел в жизни моей кочевой, что каждое новое лицо кажется мне уже знакомым, уже виденным, уже прошлым…

И лицо старого туркмена в папахе мглистое темное лицо зыбкое в зыбком темном углу… Лицо во тьме мерцает…

И пустынно в чайхане… Нет никого… Только туркмен, я и Турсун-Мамад…

И он приносит мне чайник с зеленым китайским благовонным благодатным чаем и пиалу и самаркандскую лепешку густо обсыпанную млечным кунжутом. И бухарское легкое летучее теплое одеяло, чтоб я накрыл, укутал холодное свое снежное страждущее неверное тело…

И он улыбается мне. И он чует, что я полюбил его… И улыбается мне…

…Откуда ты, нерожденный сын мой?..

— Зеленый чай — лекарство от всех болезней… Пейте, учитель… Отдыхайте, отец…

…Отец!.. Ата! Дада!.. Этих слов не знал я…

…И голос у него чистый и нетронутый улыбчивый свежий. Ясный, как морозная ночь вокруг чайханы!..

Ночь!.. Так сладка ночь!.. Так сладок зеленый чай! так сладка круглая кунжутная подогретая на углях лепешка!..

Так сладка ты тихая заброшенная снежная ледовая морозная родина моя!..