«И тут тоже Петипа? Почему вдруг? И что это за артефакт? Не перстень ли? Совпадение? Нет, таких совпадений не бывает. Любопытно, кто же поручил ей эту работу? Или она по собственной инициативе? И вообще, кто она такая?»

Пустив в ход один из своих многочисленных, наработанных годами приемов «непринужденной беседы», Ульянов минут за двадцать выудил из Зои Тихоновны все, что она знала о своих соседках, а также то, чего не знала, но о чем догадывалась.

Потом Ленку повели спать, а он удалился в кабинет, где сделал несколько телефонных звонков.

Во-первых, он позвонил Мелузову, который руководил службой наружного наблюдения, а во-вторых, старинному приятелю из Конторы. Тот с незапамятных времен сидел там «на учетах» и по старой памяти помогал Ульянову с информацией, когда ему требовалось «пробить» какого-то человечка.

Таким образом, уже на следующее утро на столе Николая Николаевича лежала копия личного дела А. И. Савиновой, где вся ее биография, все тридцать девять лет жизни были видны как на ладони. Отдел «учетов» работал без сбоев.

Итак: имя, фамилия, отчество, год, место рождения, прописка, школа, университет, замужество, развод, аспирантура, второе высшее и, наконец, последнее место работы, Театральный музей Вахрушева. Далее шла информация, предоставленная отделом кадров музея: назначение на должность, с окладом согласно штатному расписанию, справки о временной нетрудоспособности, взыскание за опоздание, объяснительные записки, внеочередной отпуск, благодарность за проведение мероприятия «Ночь в музее», другая благодарность, новая должность с повышением, денежная премия за организацию научной конференции…

Да, похоже, научные заслуги Савиновой ни у кого не вызывали сомнений. Но вот последний документ был как гром среди ясного неба: заявление об уходе по собственному желанию, подписанное три дня назад!

«Получается, это у них ЧП произошло, экспонат на выставке украли… – размышлял Николай Николаевич, быстро сопоставив два последних события, кражу и увольнение. – Стало быть, Савинова сама уволилась. Или ей предложили? Формулировка гладкая, а могли бы и за халатность…»

Ульянов долго, внимательно вглядывался в фотографию женщины.

«Даже не скажешь, что ей почти сорок лет. Впрочем, в анкете – фото старое. Получается, что немолодая, незамужняя, и зарплата у нее, с учетом всех премий, мизерная. Вот и решила А. И. Савинова подзаработать… С гнильцой, видать, театровед попался? А может, запуталась в чьих-то чужих делах? Может, ее кто-то использовал, подставил?»

Ульянов придвинул к себе клавиатуру и набрал в поисковике: Театральный музей, выставка, Лемешев. На экране замелькали снимки с прошедшей презентации – лица, улыбки, выступления с трибуны, разрезание красной ленточки, шампанское.

– А вот и объект!

Среди принаряженной толпы музейных деятелей с фотографии на него смотрела молодая, привлекательная женщина, с породистым, крупной лепки лицом, по которому без всяких дипломов было понятно, что образование у нее высшее университетское, а еще аспирантура. На другом снимке Савинова стояла под руку с каким-то напомаженным хлыщом и улыбалась, то есть губы ее улыбались, а вот глаза, умные, внимательные, золотисто-карие, смотревшие прямо в камеру, выглядели печальными. И вообще, в этом ее взгляде было много всего намешано: и мнимая, напускная уверенность, и извечное интеллигентское сомнение во всем вокруг и в себе самой, и еще какая-то незащищенность, бесприютность.

«Нет, Савинова А. И. на воровку не похожа…» – подумал Николай Николаевич, продолжая листать на экране фото.

«Внешность человека важна для понимания его возможных последующих действий…» – вспомнилось ему. Когда-то, давным-давно, в школе КГБ им читали лекции по физиогномике. Курсанту Ульянову очень нравился этот предмет, несмотря на то что был он признан псевдонаукой.

На краю стола, необъятного, министерского масштаба, затренькал внутренний телефон. Звонил Мелузов с отчетом. Двое его сотрудников, занимавшихся отработкой связей Ливневой в театре, были направлены на Ваганьковское кладбище, где проходили похороны балерины.

– Кстати, там появился отец Ливневой. Хотя вроде никто его не ждал. Довольно мутный тип, и вел себя он как-то не вполне адекватно. Из-за него на поминках едва не вышел скандал с бывшей женой, то есть с матерью покойной.

– И чего он хотел?

– Да, похоже, наследство делить собирается.

– Хм. Тогда за этим Ливневым тоже придется приглядеть, – насторожился Ульянов. – Ну а с новым объектом что?

– Как ты и просил, с 8.00 взят под наблюдение. На данный момент объект из дома не выходил. Мобильник выключен. Ребята звонили по городскому, провериться, но глухо. По телефону немолодой женский голос, мать, наверное, отвечает, что объекта нет дома.

– Добро, – сказал Ульянов и, попросив доложить о результатах в конце дня, повесил трубку. – Ну так и что ж, Арина Родионовна, то есть Ивановна… – продолжил он вслух, обращаясь к женщине с фотографии, – …вот оно как в жизни-то бывает. Оттрубила ты в своем музее десять с лишним лет, а сегодня, получается, без работы осталась. Обидно, должно быть, гордость заела. И тревожно. На что дальше жить? В сорок лет найти хорошую работу непросто. Или ты, Арина Родионовна, все-таки сказочница? Недаром имя у тебя такое. Вот взяла и перехитрила всех? Получила отступного на музейной краже, подзаработала и ушла в подполье? Однако есть во всем этом одна неувязочка. Зачем Савиновой понадобился этот треклятый перстень Мариуса Петипа?!

Вопрос повис в воздухе. А Ульянов еще и еще раз прокручивал в голове разговор с Зоей Тихоновной. По ее словам, Савинова, «сутками просиживая в архивах», занималась поисками перстня уже около четырех недель. Пока неважно, выполняла ли она чей-то заказ или действовала по собственной инициативе. Самое важное то, что поиски свои она не прекратила даже после гибели Ливневой (!).

Профессиональное чутье подсказывало Ульянову, что история эта хитрая, сложносочиненная и имеет как бы двойное дно. «Привычные схемы здесь не сработают». В голове Николая Николаевича в сумасшедшем вихре завертелись мысли, одна многоходовая комбинация сменялась другой, пока наконец не созрел неожиданный и дерзкий план…

Он решил инициировать объект сам, не перепоручая это дело кому-то другому, выйти на него с ходу. А чтобы легендировать контакт, решил связать вместе два недавних преступления, две кражи, и музейную, и ту, что была в поезде.

Загоревшись своей идеей, Ульянов засуетился, принялся отпирать ящики стола. Где-то в одном из них хранилась давнишняя, еще с конторских времен, «мурка», но за ненадобностью забытая. Удостоверение сотрудника МУРа, пусть и старого образца, прекрасно вписывалось в его легенду.

– Заглянуть в чужую душу трудно, но надо попытаться. Фактор неожиданности! Оперативная комбинация на обострение!!! – Он почему-то был уверен, что все получится, что он сумеет вытащить из этой Арины Родионовны всю правду.

* * *

Примерно в то же самое время во дворе дома номер семь по Татарскому переулку, что в Замоскворечье, неприметной наружности мужчина в рабочей спецовке «Мосэнергосбыта» и со стремянкой в руках обратился к выходящей из подъезда женщине: