Но тут появился еще один странный гость, и ни одно смертноеухо не услышало бы его шагов. Это была огромная собака, словноматериализовавшаяся из воздуха, – она прошла по переулку и направилась назадний двор.

По запаху я чувствовал ее приближение, однако саму собаку невидел, пока не перешел на ту сторону крыши, что выходила на задний двор. Яожидал вот-вот услышать ее рычание и лай, потому что она, естественно, меняпочует, инстинктивно поймет, что я не человек, и поднимет тревогу.

За двести лет меня облаяло достаточно собак, но это бываетне всегда. Иногда мне удается ввести их в транс и заставить слушаться. Но япобаивался этого инстинктивного отторжения, всегда вызывавшего боль в сердце.

Собака не загавкала и ничем не дала понять, что вообще менязаметила. Она напряженно смотрела на черный ход дома и на масляно-желтыеквадраты света, падавшие из окошка в двери на глубокий снег.

У меня появилась хорошая возможность внимательно еерассмотреть, и, должен признаться, я очень редко встречал таких красивых собак.

Густая блестящая шерсть прекрасного золотистого цвета,местами – серая, на спине смешавшаяся с черной и более длинной. Внешне онапоходила на волка, но для волка была слишком велика и лишена свойственных этомухищнику хитрости и лицемерия. Напротив, она сидела и смотрела на дверь систинно королевским видом.

При ближайшем рассмотрении я сделал вывод, что больше всегоона похожа на гигантскую немецкую овчарку – особенно характерной для этойпороды черной мордой и настороженным поведением.

Когда я приблизился к краю крыши, она наконец взглянула наменя, и острый ум, светившийся в темных миндалевидных глазах, вызвал в моейдуше смутное волнение.

Но она не залаяла, не зарычала. Казалось, она все понимает,почти как человек. Но чем объяснить ее молчание? Я ничего не делал – не вводилее в транс, не приманивал, не воздействовал на мозг. И тем не менее никакойинстинктивной неприязни с ее стороны я не ощущал.

Я спрыгнул в снег рядом с собакой, но она просто продолжаласмотреть на меня своими сверхъестественно выразительными глазами. И была такойогромной, спокойной и уверенной в себе, что я засмеялся в душе от восхищения. Яне смог удержаться от искушения протянуть руку и потрогать мягкую шерсть междуушами.

Она склонила голову набок, не сводя с меня глаз, что я нашелочень обаятельным, а потом, к моему вящему изумлению, подняла громадную лапу ипогладила мое пальто. У нее была тяжелая кость, и я вспомнил о моих старыхмастиффах. Все ее движения были исполнены медленной, тяжеловесной грации.Восхищенный ее силой и размерами, я протянул руки, чтобы обнять собаку, а онавстала на задние лапы, положила огромные передние лапы мне на плечи и лизнула влицо длинным ветчинно-розовым языком.

Это привело меня в состояние удивительного счастья, я былблизок к тому, чтобы расплакаться или легкомысленно расхохотаться. Я уткнулся внее носом, обнял ее, погладил, наслаждаясь чистым мохнатым запахом, расцеловалчерную морду и посмотрел прямо в глаза.

Так вот что увидела Красная Шапочка, подумал я, когдасмотрела на волка в бабушкином чепце и халате. Ужасно смешная проницательнаятемная морда.

– Ну что, разве ты не понимаешь, кто я такой? – спросиля. И когда она, опустившись на снег, уселась в прежней величественной позе ипосмотрела на меня почти покорным взглядом, меня осенило: эта собака –знамение.

Нет, «знамение» – не то слово. Этот дар мне никто не дарил.Появление собаки просто вселило в меня уверенность относительно моих намеренийи их причины, дало понять, насколько мало меня волнуют сопутствующие риски.

Время шло, а я продлжал стоять рядом с собакой, похлопываяее, поглаживая… Сад был маленький, опять повалил густой снег, и холодная боль вмоей коже усилилась. Голые черные деревья, безмолвная метель. Если здесь иросли цветы или трава, то их, конечно, не было видно; однако несколькопотемневших цементных садовых статуй и острые прутья густых кустов,запорошенные снегом, образовывали отчетливый прямоугольник.

Должно быть, мы с собакой пробыли там минуты три, когда янащупал круглый серебряный диск, болтавшийся на ошейнике-цепочке, поднял его ивынес на свет.

Моджо. А, я знал это слово. Моджо. Он имело отношение к вудуи амулетам. Моджо – это амулет, приносящий счастье, амулет для защиты. Я решил,что это хорошее имя для собаки, действительно отличное; и когда я назвалее «Моджо», она слегка взволновалась и еще раз энергично погладила меняогромной лапой.

– Моджо, верно? – спросил я. – Очень красивое имя.Я поцеловал ее и почувствовал прикосновение кожаного черного носа. Однако надиске было кое-что еще. Адрес этого дома.

Неожиданно собака напряглась; она медленно и грациозноподнялась и встала в стойку. Это пришел Джеймс. Я услышал, как снег захрустел унего под ногами. Я услышал, как в замочной скважине повернулся ключ. Япочувствовал, как он вдруг осознал, что я рядом.

Собака громко и яростно зарычала и медленно двинулась кчерному ходу. Внутри под тяжелыми шагами Джеймса скрипели половицы.

Собака злобно гавкнула. Джеймс открыл дверь, устремил наменя взгляд своих безумных глаз, улыбнулся и швырнул в собаку какой-то тяжелыйпредмет, но она с легкостью увернулась.

– Рад вас видеть! Что-то вы рано, – сказал он.

Я не ответил. Собака все так же угрожающе рычала, и онбросил на нее раздраженный взгляд.

– Избавьтесь от нее! – с неподдельной яростью воскликнулон. – Убейте!

– Это вы мне? – прохладно спросил я.

Я снова погладил собаку по голове и шепотом велелуспокоиться. Она потянулась ко мне, потерлась и села рядом.

Джеймс наблюдал за этим с дрожью. Внезапно он поднялворотник, защищаясь от ветра, и скрестил руки. Снег засыпал его с ног до головыи лип к коричневым бровям и волосам.

– Она из этого дома, не так ли? – холодно спросиля. – Из дома, который вы украли?

Он ответил мне ненавидящим взглядом и изобразил одну изсвоих жутких порочных улыбочек. Как жаль, что он вышел из образа английскогоджентльмена. Мне было бы намного проще. Мне вдруг подумалось, насколько женедостойное это общение. Быть может, Эндорская ведьма показалась Саулу не менеемерзкой? Но тело – ах, это тело, как же оно великолепно!

Даже отвращение, читающееся в обращенных на собаку глазах,не могло окончательно испортить красоту этого тела.

– Да, похоже, вы и собаку тоже украли, – сказал я.

– Я от нее избавлюсь, – прошептал он с презрением излобой. – А вы как, решились? Я не собираюсь целую вечность дожидатьсявашего решения. Вы так и не дали мне определенного ответа. Мне нужен ответнемедленно.