– Почему же ты не пытался остановить меня, Дэвид? Ведь утебя была такая возможность. В Тальбот-мэнор я был в твоих руках. Можно былонайти способ.

– Не отталкивай меня своими обвинениями!

– Дэвид, я тебя люблю. Я скоро с тобой свяжусь. – Ячуть было не положил трубку, но спохватился: – Дэвид! Я хочу знать еще кое-что.

– Да, что? – Какое облегчение в голосе от того, что яне прервал связь!

– У вас в подвалах есть разные реликвии – наши старые вещи.

– Да. – Беспокойство. Кажется, он почувствовал себянеловко.

– Медальон. Медальон с изображением Клодии. Он тебе непопадался на глаза?

– Кажется, попадался. Когда ты впервые пришел ко мне, япроизвел инвентаризацию. По-моему, медальон там был. На самом деле я почтиуверен, что видел его. Нужно было сказать раньше, да?

– Нет. Неважно. Это был медальон на цепочке, какие носятженщины?

– Да. Хочешь, я поищу его? Если найду, то, конечно, отдамтебе.

– Нет, пока не стоит. Может быть, потом. До свидания, Дэвид.Я скоро к тебе зайду.

Я повесил трубку и вынул телефонную вилку из розетки.Значит, медальон все-таки был, женский медальон. Но для кого его сделали? Ипочему он мне снится? Клодия не стала бы носить в медальоне свой собственныйпортрет. Иначе я бы вспомнил. Пытаясь визуально представить его себе,вспомнить, как он выглядел, я медленно исполнялся печалью и ужасом – необычноесочетание. Казалось, я нахожусь неподалеку от какого-то темного места – места,где царит настоящая смерть. Как часто случается в моих воспоминаниях, я услышалсмех. Только на сей раз смеялась не Клодия. Смеялся я. У меня появилосьощущение сверхъестественной юности и бесконечных возможностей. Другими словами,я вспоминал молодого вампира, каким был в старину, в восемнадцатом веке, покавремя еще не нанесло свои удары.

Так какого черта мне беспокоиться из-за проклятогомедальона? Может быть, я позаимствовал этот образ из мыслей Джеймса, когда онменя преследовал? Очередная приманка. Дело в том, что медальона этого я никогдане видел. Лучше бы он нашел какую-нибудь другую безделушку – из вещей,принадлежавших мне.

Нет, последнее объяснение никуда не годится. Слишком ужживым был образ. И я видел его в снах еще до того, как Джеймс начал меняпреследовать. Внезапно я разозлился. Мне нужно подумать и о другом! «Изыди,Клодия. Забирай свой медальон, прошу тебя, ma chéri, – и уходи».

Я долго просидел среди теней, прислушиваясь к тиканью часовна каминной доске и к шуму машин, то и дело доносившемуся с улицы.

Я пытался проанализировать все, что сказал мне Дэвид.Пытался. Но мог думать только об одном… Значит, Джеймс это умеет, действительноумеет! Он и есть седовласый человек на фотографии, и он поменялся телами смехаником в лондонской больнице. Это реально!

Иногда я мысленно видел медальон – искусно написанную масломминиатюру Клодии. Никаких эмоций – ни грусти, ни злости, ни скорби.

Только мысли о Джеймсе заставляли бешено биться мое сердце.Джеймс умеет! Джеймс не лжет. Я смогу жить и дышать, находясь в том теле! Икогда утром над Джорджтауном взойдет солнце, я увижу его своими глазами.

Я был в Джорджтауне в час ночи. Весь вечер валил густойснег, покрывая улицы глубокими белыми сугробами, чистыми и прекрасными; онсобирался в кучи у дверей, на витиеватых чугунных перилах и глубокихподоконниках.

Сам городок оказался безупречно чистым и простоочаровательным: изящные здания, в основном деревянные; их архитектура сохраняластиль восемнадцатого века с его пристрастием к порядку и симметрии, хотя многиедома относились к началу девятнадцатого столетия. Я побродил по пустыннойЭм-стрит среди разнообразных торговых заведений, прошелся по тихому кампусублизлежащего университета, а потом по весело освещенным улицам на холме.

Дом Раглана Джеймса – весьма красивое здание из красногокирпича – фасадом выходил прямо на улицу. Очень симпатичный центральный вход, авозле него – огромный латунный дверной молоток, освещенный двумя газовымифонарями. Окна украшали старомодные тяжелые ставни, а над дверью располагалосьнебольшое веерообразное окно.

Несмотря на снегопад, окна оказались чистыми, и я смогразглядеть ярко освещенные, аккуратно убранные комнаты. Элегантный интерьер –опрятная белая кожаная мебель, по-современному строгая и явно дорогая. Настенах – многочисленные картины: Пикассо, де Кунинг, Джаспер Джонс, Энди Уорхол;а среди этих полотен, каждое из которых тянуло на несколько миллионовдолларов, – несколько больших фотографий современных пароходов в дорогихрамах. В холле первого этажа в стеклянных витринах стояли модели большихокеанских лайнеров. Покрытый лаком пол блестел. Повсюду разбросаны восточныековрики с геометрическими узорами, расставлены симпатичные стеклянные столики сорнаментом и инкрустированные тиковые шкафчики – почти все китайское.

Претенциозный, модный, дорогой и в высшей степенисвоеобразный дом. Для меня он был, как все жилища смертных, – ряднеобитаемых сценических декораций. Невозможно поверить, что я смогу статьсмертным и принадлежать к тому же миру, что и этот дом, – хотя бы на час.

Эти небольшие комнаты и в самом деле были так вылизаны, чтоказалось невероятным, будто здесь вообще живут люди. В кухне сияли медныегоршки и черные бытовые приборы, шкафчики, на дверцах которых не было ручек, иярко-красные керамические тарелки.

Несмотря на поздний час, Джеймса нигде не видно.

Я вошел в дом.

На втором этаже располагалась спальня с низкой современнойкроватью – простая деревянная рама с матрасом, а поверх – стеганое покрывало сярким геометрическим рисунком и несколько белых подушек, строгих и элегантных,как и все остальное. Шкаф был набит дорогой одеждой, равно как и ящикикитайского бюро и маленький резной сундук у кровати.

В остальных комнатах пусто, но везде чистота и порядок.Компьютеров я тоже не увидел. Несомненно, он держал их в другом месте.

В одной из этих комнат я спрятал приличную сумму денег,чтобы воспользоваться ими попозже, – засунул их в трубу незажженногокамина.

Обычные меры предосторожности. Я действительно непредставлял себе, что значит быть человеком. Может, я окажусь совершеннобеспомощным. Я просто не знал.

Завершив приготовления, я поднялся на крышу. И у подножияхолма увидел Джеймса – он сворачивал с Эм-стрит с кучей пакетов в руках. Онявно украл все это, потому что в столь глухие предрассветные часы за покупкамине ходят. Он начал подниматься на гору, и я потерял его из виду.