выцветшими чернилами справки, судебные документы, завещания, церковные записи и не находишь никаких фактов о творческом вдохновении, – только те, что позорят личность Поэта. Читаешь великие произведения – и поражаешься благородству помыслов, сердечному участию ко всему живому, наслаждаешься красотой стиха, надрываешь сердце сочувствием к несчастной любви поэта, а читаешь его жизнь и, кроме тошнотворной скуки и отвращения к видам его деятельности, а заодно и к нему, ничего не чувствуешь. (Для переводчика такая раздвоенность – настоящая пытка.) Этого не могут не испытывать все, причастные к поискам Великой разгадки.

И Кольера нельзя безоговорочно винить в сознательном обмане, он и сам потом много раз каялся, называя свое преступление омерзительным, – окончательно английский джентльмен в нем так и не умер.

Такова работа мифа. Как тут не рехнуться – вот собрание пьес Уильяма Шекспира 1623 года. На одной из первых страниц – «The names of the Principall Actors in all these Playes» [127]. Первый в списке – Шекспир. Но английское «actor» совсем не то, что русское «актер», его первое значение в словаре Вебстера, третье издание: «1. One who acts, or takes part in any affair; a doer» [128]. И только второе значение – «2. A theatrical performer; a stage player; a performer in motion pictures». Вебстер дает и синоним: «Agent». «Тот, кто считает, что елизаветинцы делали что-то случайно, без особого намерения, просто не знает елизаветинскую эпоху», – писал А.Л. Рауз в биографии Шекспира.

Смысл столь многозначного слова уточняется содержанием текста или же фоновым знанием. Каково было фоновое знание по части авторства Шекспира в то время – дело спорное: стратфордианцы не сомневаются – публика, актеры, драматурги, двор автором пьес считали актера Шакспера,хотя прямых доказательств этому нет. Антистратфордианцы разных толков выдвигают своего претендента. У бэконианцев одно свидетельство есть: автором, по крайней мере, исторических хроник и поэм Холл и Марстон считали Бэкона.

В списке актеров Шакспера нет. А из его биографии известно, что он никак не мог считаться «a principall actor in all these plays». Не существует ни одного достоверного свидетельства, что он играл в пьесах Шекспира. Согласно устной традиции Шакспер играл второстепенные роли, и всего две. Судя по спискам актеров, занятых в пьесах Бена Джонсона (комедия «Всяк в своем нраве» (1598) и трагедия «Сеян» (1603)). Стало быть, слово «actor» применительно к Уильяму Шекспиру, возглавлявшему список «actors», может означать только автора как главного участника. Но если известно, что автор вместе и актер на третьих ролях, то тогда за именем действительно стоит Шакспер. Но в том-то и дело – кроме этой страницы Первого Фолио нет никаких свидетельств, что автор и актер – одно и то же лицо. Это мы, находясь в плену мифа, внушили себе: первая страница – неоспоримое доказательство, что актер – автор шекспировских пьес. А кто знает, что думали тогда читатели Первого Фолио об «Уильяме Шекспире», возглавляющем список «actors». Хотя есть одно интересное свидетельство.

В реестре распорядителя королевских увеселений значится имя автора шекспировских пьес «Мера за меру» и «Комедия ошибок». Это одно единственное прямое прижизненное упоминание Шекспира, автора пьес в официальных документах. Но назван он почему-то «Shaxberd» (декабрь, 1604). Обратите внимание на второй корень в слове. Так назывался металлический наконечник алебарды, а алебарда в тогдашних словарях называлась «speare».

Всякий раз, когда в дворцовых бумагах упоминался Шакспер как участник труппы (май 1603 – Королевский патент), получатель денег за представление (март 1595, н.с.) или как королевский грум, получивший алую ткань для дворцовой ливреи (ранняя весна 1605, н.с.), он грамотно именовался «Shakespeare». Таким образом, на протяжении года автор пьес и участник труппы его королевского величества названы разными именами. По-видимому, для пишущих это были разные люди. И чиновник, делающий запись в реестре придворных увеселений, чтобы различить актера и драматурга, назвал автора словом, составные части которого значат «потрясать» и «металлический наконечник на древке копья», намекая на псевдоним. Для него существовало два человека: автор шекспировских пьес «Shaxberd» и участник труппы «Shakespeare». Насколько мне известно, это еще первое объяснение столь странного написания имени Шекспира.

Современное фоновое знание – Шекспир согласно преданию был актером – наполняет слово «actor» значением «актер сцены», причем относится это и к англичанам, и к американцам, хотя для англо говорящего читателя это не должно быть столь однозначно. А для нас, русских, «actor» – это «актер», и никаких сомнений. Потому строка в Первом Фолио с именем «Уильям Шекспир» и считается неопровержимым доказательством, что Шекспир был одновременно актер и драматург. Но логика в этом рассуждении хромает. Занимать заглавное место в труппе автор «шекспировских» пьес, конечно, имел право. Но совсем не обязательно, что имя «Шекспир» включает и актера Шакспера, а значит, и доказательство стратфордианцев не бесспорно.

Автор в этой ситуации мог считать себя и зваться актерами «friend and fellow», как называют автора пьес Уильяма Шекспира актеры Хемингс и Конделл, «составители» Первого Фолио, в обращении к читателям. Ведь называет же Гамлет актеров «friends», а сам себя причисляет к «fellowship» – товарищество в коммерческом значении, «fellow» – соучастник в деле (акт 3, сц. 2, строки 271-274). Значит, и предисловие Хемингса и Конделла не может быть неоспоримым свидетельством того, что драматург Шекспир и стратфордский участник труппы – одно лицо, бабушка надвое сказала. Любой человек, известный под псевдонимом «Shakespeare» (Потрясающий копьем) мог оказаться на титуле Первого Фолио в списке «actors». Это «бабушка надвое сказала» постоянно толкало исследователей к поискам доказательств в пользу стратфордца Шакспера, и поиски длиной в три века решительно ничего не дали. В итоге все исследователи сознают двойственность этой страницы Фолио. Да, было от чего в приступе безысходности начать подделывать документальные свидетельства. Ведь был же он, великий Шекспир, есть же где-нибудь доказательства его творческих усилий.

Они будут найдены. А пока хоть подделки… Ученые коллеги не поняли Кольера и жестоко осудили. А виноват-то миф.

Пытливый ум, невзирая ни на что, силится проникнуть в тайну, менее пытливый утешается или погружением в бесконечные поиски мельчайших подробностей, их сортировкой, пересортировкой, выстраиванием все новых гипотез, или же прекрасной сказкой, или и тем и другим вместе. Но душевного покоя нет ни у кого. Черту ситуации в шекспироведении подвел безутешный вывод Шенбаума в книге «Жизни Шекспира»: «A certain kind of literary biography, rich in detail about (in Yеats’s phrase) the momentary self, is clearly impossible» (Р.

568). И все же в последних строках книги не только звучит надежда, но дается