изящные статейки от лица, скажем, герцогини или иной какой-нибудь знаменитости, а затем добивались, чтобы эта важная персона поставила под статьей свою подпись. С подписью автора такая статейка оценивалась фунта в два; подписанная же герцогиней или еще кем-нибудь из знаменитостей, она свободно могла пойти и за десять фунтов.

Однажды в ресторанчике в Сохо, где мы собрались позавтракать, молоденькая девушка-журналистка рассказала, как только что, побывав у влиятельной супруги индийского раджи, изловчилась и заставила ее подписать статью. Девушка была хорошенькая, миниатюрная, кареглазая, все искрящаяся юностью и весельем. Пришлось взять у Греты туфли для интервью, рассказывала она, а то у самой ни туфель, ни гроша в кармане, и Грета осталась дома, ждала, пока она вернется. Но за статью хорошо заплатили, и это дело непременно надо отметить. Так что завтра все приглашаются на вечеринку.

На вечеринке собрались художники и писатели, все как один безвестные и безденежные; мы сидели на полу, болтали, смеялись, распевали народные песенки. Я пропела куплеты, которые однажды слышала от юношей и девушек, проходивших мимо моих окон, что-то вроде:

Не ходи гулять, девчонка, при луне, Лучше кудри развивать приди ко мне...

Мы яростно спорили об искусстве, литературе и театре; присматривали, чтобы не выкипел котелок со спатетти на спиртовке, уплетали сухое печенье с сыром, пили кьянти и одновременно распространялись о шедеврах, которыми намеревались вскорости поразить мир. Кое-кто из молодых людей, которые часто бывали у Греты и в «Petit Savoyard»[33], позже и впрямь почти прославились. Та девушка, что одалживала туфли для интервью, вышла замуж за американского миллионера. Полагаю, что все они, как и я, помнят наши встречи в Сохо.

Однако ставить чужие имена под своими статьями меня не устраивало; я хотела писать по-своему, добиться настоящего признания. Моего приятеля Гарри, как оказалось, тоже постигло разочарование, но он принял его совершенно спокойно. Он все же добился ангажемента на несколько выступлений в провинции; кроме того, пока я была в Париже, Гарри ездил по Ирландии с пантомимой.

Вернувшись, он решил, по его словам, «дать тягу домой»: он убедился, что как певец сможет добиться в Австралии гораздо большего, чем в Англии. Гарри уехал, и встретились мы лишь через много лет. К тому времени оба мы уже обзавелись семьями и могли спокойно и даже со смехом вспоминать полные сомнений и надежд дни, проведенные в «старой коптильне» — Лондоне...

Зимние месяцы в Лондоне тянулись уныло и тоскливо. В день своего рождения, четвертого декабря, я вспомнила, что родилась в один день с Карлейлем; доехав на автобусе до Челси, я положила пучок фиалок у постамента его памятника и посидела немного, мысленно беседуя с Карлейлем, думая о невзгодах его юности и несокрушимом духе этого человека, выдержавшего все испытания.

Весенняя поездка в Хантингдоншир вновь вернула мне joie de vie[34]. В моей записной книжке появились такие размышления:

Жизнь моя не продлится так долго, чтоб можно мне было постигнуть, как прекрасен наш мир; Эти вдаль убегающие холмы и равнины в одеянии зелени свежей. Свет небес их касается нежно, над ними сияя, как порою влюбленный Прикасается робко к одеждам возлюбленной девы. Как прекрасны леса, когда ранней весною янтарной красноватые почки набухнут на ветках: И боярышник в зелени колкой цветет, и в цветенье терновник! Вон домишки и фермы ласкают мой взор, мне суля утешенье, точно добрая старцев улыбка. А в воздухе тихом звон плывет колокольный над лугом от дальней церквушки. В нем мне чудится злато, как в лютике желтом, что растет над уснувшим потоком.

Позади клумб и лужаек, окружавших старинный особняк моих родственников, буйно расцвели нарциссы. Сельские жители рвали их целыми корзинами, чтобы украсить церковь в пасхальное воскресенье, и все равно повсюду трепетали эти «желтые юбочки», как я их про себя называла, точно ни один цветок, прятавшийся под деревьями, не перекочевал в корзинки людей. Сквозь путаницу плюща проглядывали незабудки.

Двое детишек, гостившие тогда в усадьбе во время цветения нарциссов, любили вместе со мной гулять позади дома. Однажды утром, желая позабавить трехлетнюю девчушку, рысцой трусившую за мной, я сказала:

— Глянь-ка, вон голубые глазки в траве! Правда, они похожи на глазки фей?

Я рассказала ей сказку о том, как голубые глазки фей превратились в полевые незабудки, и тут же сочинила шутливую песенку про это.

В травке пара синих глаз, Все равно я вижу вас. Эти глазки, глазки фей Прячутся подальше От людей! Отчего же, Отчего Прячетесь, малютки? Превратились вы в цветы, Не утратив красоты. Люди вас зовут теперь — Незабудки. Только вижу, Вижу вас: В травке — пара синих глаз. Из травки в оконце Глядят туда, где солнце. Вижу вас, Знаю вас, Пара синих-синих глаз. Знаю, Это глазки фей Прячутся подальше От людей!

Когда я это пропела, малышка уставилась на меня круглыми глазами, тоже голубыми, словно незабудки, и глубокомысленно заявила:

— Знаю я, это все выдумки!

Ее старшая сестренка, лет восьми-девяти, стала упрашивать, чтобы я сочинила песенку и для нее тоже. Ей велено было собираться в церковь, но девочке больше нравилось здесь, со мной, среди нарциссов. Вот я и придумала ей песенку об этом:

Крошки-голубушки, Желтенькие юбочки, Там, где леса тень, Порхают целый день. Им танцевать милей, Порхать им веселей Под песенку шмелей; А мне, бедняжке, в божий храм Ходить придется по утрам, Молиться, чтобы душу хоть Сберег господь. Но мне б хотелось с ними жить И юбку желтую носить. Ах, до заката на лугу Я танцевать могу.

Не стоило бы приводить здесь эти пустяковые стишки; но они живо напоминают английскую весну, возродившую мои надежды после томительного сидения в Лондоне в течение целых месяцев тумана и пасмурных холодов.

Я подумывала уже, не провести ли еще одну атаку на редакции газет, как вдруг пришло письмо с предложением поступить на штатную должность в мельбурнский «Геральд». Я не верила своему счастью; нет, это слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Я успела стосковаться по родине, да и перспектива регулярно получать жалованье казалась мне восхитительной.

Деньги на обратную дорогу были целы, но в остальном мои финансы находились в плачевном состоянии, и не было никакой надежды на улучшение. А мне очень хотелось вернуть тете Саре ее незаполненные чеки, так и не использовав их.

Перед самым отъездом из Лондона я на всякий случай зашла в редакцию «Бездельника»: уже несколько недель там лежал рассказ под названием «Диана с залива». К моему удивлению, редактор Роберт