Никита опаздывал. Я выпила водички, закурила и разложилагазеты со своими статьями в хронологическом порядке. Наконец от дверейпослышались охи и ахи, и я увидела Никиту.

И как вы думаете, что было в руках у этого чудовища?Правильно догадались: в руке Никитушка держал огромный букет желтых роз, штуксемь, не меньше. Он воззрился на меня с недоумением, но Алла быстренько ввелаего в курс дела, то есть подтвердила, что это я, та самая Саша Петухова. Никитасглотнул и направился ко мне через зал, задевая чужие столики и ничего вокругне замечая.

Все пропало, мысленно констатировала я.

Сейчас я расчихаюсь на все кафе, Никита будет смотреть наменя с жалостью, а официантки — с насмешкой. А если сейчас отшатнуться изаорать, чтобы немедленно убрал розы, Никита обидится, и у нас все будеткончено.

Так фиг же вам всем! Я не позволю судьбе надо мнойиздеваться!

Я встала с места навстречу Никите и взяла из его рук букет.Он был без обертки. Я сдвинула в сторону аккуратную манжеточку, котораяповязывается на розы, чтобы не уколоть руки, и сжала стебли в кулаке. Шипывоткнулись в ладонь. Я сжала руку еще сильнее. Было очень больно, но яулыбнулась и сказала тихо:

— Спасибо, милый, мне так давно никто не дарил цветов…

Еще бы, все мои друзья боятся попасть впросак: черт менязнает, как я буду реагировать на цветочки!

— Саша, ты не плачь, — засуетился Никита, —хочешь, я буду дарить тебе такие розы каждый день?

Вот спасибо-то! Обрадовал, можно сказать…

— Я очень тронута… Только давай попросим Аллу, чтобыпоставила пока их в сторонке. Букет очень большой, а я хочу при нашем разговоревидеть твое лицо.

Слава тебе, Господи, проклятые розы унесли! Но от Никиты яготова была принять хоть целый куст акации! Тем более что в носу не свербело иглаза не слезились.

— Никита, — начала я решительно, — я должнатебе сказать…

— Подожди, ничего не говори, я сам, — прервал онменя. — Мужчина в таком деле должен быть первым… — и тут же замолчал,собираясь с мыслями.

А что мне оставалось делать? Прерывать, мужчин в такихслучаях не рекомендуется. Если я сейчас скажу, что нужно отложить этот разговордо более подходящего случая, потому что у меня другие заботы, этого подходящегослучая может вообще не быть.

— У меня куча недостатков, — начал Никита совздохом. — Нет, не так.

— Ты так изменилась.., нет, тоже не то.

Никита залпом выпил стакан минеральной воды и выпалил:

— Я понял, что я тебя люблю!

— Вот как? И когда же ты это понял? — Япостаралась задать это вопрос как можно мягче, чтобы не спугнуть Никитушку.

— Вчера ночью, нет, сегодня утром.., ну, не важно. Тытоже меня любишь, с девятого класса, сама говорила… И раз уж такая судьба намбыла встретиться, то давай быть вместе!

Ей-богу, я уже соскучился…

Выговорив самое трудное, Никита вздохнул с облегчением иуставился на меня в ожидании ответа.

Интересно, с чего он взял, что я его люблю? Я говорила, чтобыла влюблена в него в девятом классе, но это вовсе не значит, что все десятьлет я хранила ему верность. Но попробуйте, скажите такое мужчине…

— Хороший мой, — проворковала я и погладилаНикитушку по щеке.

Он успокоенно заулыбался.

— Слушай, а что мы тут делаем? Пошли ко мне!

— Нет, — сказала я по возможности твердо, — ктебе мы не пойдем, потому что ты сразу же потянешь меня в постель.

— Ага…

— А нам с тобой надо очень серьезно поговорить. Не пролюбовь, будем считать, что про любовь мы уже все выяснили.

— Я не могу ни про что говорить, — призналсяНикита, — ты такая красивая…

— Никита, — взмолилась я, — ты можешьсосредоточиться? Представь, что ты на работе!

— Вот интересно! То недовольна, что я все про комбинат,а то велишь думать про работу! — — Все, кончаем шутки, — строгосказала я, — займемся делом. Никита, только ты можешь мне помочь. И себе,кстати, тоже. Вот, слушай.

И я рассказала ему, как в нашем доме появился Петр Ильич, икак они с мамулей заставили меня написать первую статью про «Домовенка».

— Читай! — Я протянула ему статью.

— Это же надо, — протянул Никита, прочитав, —от балды такого нагородила. Я бы на месте директора этого «Домовенка» тебеморду расквасил.

— Об этом после, — отмахнулась я и рассказала емупро Ираиду и ее соседку.

Никита прочитал вторую статью, потом третью, потом увлекся истал задавать вопросы по делу. Когда я описала ему наш разговор с Ахтырским, оннасупил брови, но после рассказа о Мишке Котенкине, брови полезли вверх.

— Дурак твой Котенкин! Кто же к серьезным людям простотак лезет? Могли и вообще убить…

Когда он узнал все про убийство Антонова, про Березкина ипро смерть Лики, он сильно нахмурился.

— Лапочка, — сказал он, отодвигая газеты, — иты утверждаешь, что вся эта буза возникла из-за одной твоей дурацкой высосаннойиз пальца статьи?

— Почему дурацкой, — обиделась я, — всеговорят, что я хорошо пишу…

— Дорогая, не бывает таких совпадений, — гнул своеНикита.

— Сама знаю, — огрызнулась я, — ты неперебивай.

И я рассказала о том, как совершенно случайно стала следитьза Петром Ильичем, как побывала у него в квартире, как сумела там скопироватьдискету из «Корзины» — в ней упоминался Новоапраксинский комбинат — и какрешила поехать на этот комбинат на разведку.

— Вот тебе и судьба… — проговорил Никита. — Икаков результат твоих поисков?

— Результат положительный пока только один, —улыбнулась я, — я встретила тебя…

Понимаешь, я твердо знаю, что стоит за всем он, Петр Ильич,но доказательств-то у меня никаких нету.

— Я должен посмотреть дискету, — потребовал Никитаи поднялся с места, — пойдем ко мне!

Я переглянулась с Аллой и послушно побежала за Никитой,который, не оглядываясь, устремился к выходу.

Дома он уселся за компьютер и по уверенности, с которой он сним обращался, я поняла, что Никитушка — специалист не чета мне.

— Мало информации, — вздохнул Никита после того,как полчаса пялился в экран.

— Эти материалы я выудила из «Корзины», —призналась я, — больше никакой файл не удалось раскрыть.

— Эх, покопаться бы в файлах этого Петра Ильича! —мечтательно вздохнул Никита. — Многое бы прояснилось. Я говорил тебе, чтокто-то тормозит мои переговоры о кредитах?