Проснулся я бодрым и очень рано поутру пустился в путь. Помоим расчетам выходило, что к вечеру я должен буду вступить в пределы Галисии,где и расположен Сантьяго-де-Компостела. Дорога все время шла в гору, так чтопочти четыре часа кряду приходилось прикладывать удвоенные усилия, чтобыдвигаться в моем обычном ритме. Я все ждал, что вот за следующим гребнемначнется наконец спуск. Однако этого все не происходило, так что я уже сталтерять надежду, что в это утро смогу прибавить ходу. Впереди виднелись ещеболее высокие горы, и я постоянно держал в памяти то, что рано или позднодолжен буду взбираться и на них. Зато физическое напряжение, которое яиспытывал, отгоняло праздные мысли, и постепенно я стал чувствовать себя вбольшем ладу с самим собой.

Что за ерунда такая, проносилось у меня в голове, в концеконцов, сколько человек во всем мире всерьез примут чудака, который все бросилда отправился отыскивать какой-то меч? Ну а если спросить, положа руку насердце: что уж такого страшного случится со мной, если я этот меч не найду?! Яовладел практиками RAM, узнал своего Вестника, сражался с псом и смотрел в лицосвоей Смерти, – перечислял я, пытаясь убедить себя в том, сколь важен был дляменя Путь Сантьяго. А меч – это всего лишь следствие. Конечно, мне хочетсянайти его, но еще больше – узнать, что с ним делать. Ибо его непременно надобудет применить к делу, подобно тому, как я использовал упражнения, которымобучил меня Петрус.

И тут я замер. Мысль, все это время пытавшаяся пробиться наповерхность, вдруг взорвалась. Все вокруг будто осветилось, и неудержимая волнаАгаме буквально затопила мою душу. Как же страстно мне захотелось, чтобы Петруссейчас оказался здесь и я смог бы поведать ему то, что он желал знать обо мне:то единственное, что способно было бы увенчать собой опыт познания, обретенныйна Дивном Пути Сантьяго, – тайну моего меча.

А она, тайна эта, как, впрочем, и любого завоевания, котороетщится человек совершить в жизни своей, была проще простого – что с этим мечомделать?

Я прежде никогда не смотрел на это с такой точки зрения.Следуя Дивным Путем Сантьяго, я всего лишь хотел знать, где спрятан мой меч. Ине спрашивал себя, зачем я ищу его и что буду с ним делать, когда найду. Всемои душевные силы были направлены на то, чтобы усилия мои были вознаграждены, иневдомек мне было, что человек, алчущий чего-либо, должен очень ясно отдаватьсебе отчет, чего же он хочет. Вот она – единственная причина искать воздаянияза труды, и вот она – тайна моего меча.

Петрус непременно должен был бы знать, что я открыл ее, но япочему-то был совершенно уверен – больше мы с ним не увидимся. Он так ждалэтого дня – и не дождался.

Тогда я молча опустился на колени, вырвал листок из блокнотаи записал, что собираюсь делать со своим мечом. Потом бережно сложил листокпополам и засунул его под камень, ибо он напоминал мне его имя[19] и крепость егодружбы. Да, разумеется, время очень скоро уничтожит этот листок, но можносчитать, что я символически отдал его Петрусу.

Теперь он знает, что я добуду своим мечом. А я исполнил свойдолг перед ним.

Я вновь полез вверх по склону, и струящаяся из недр моейдуши Агапе яркими красками расцвечивала горы вокруг меня. Теперь, когда тайнараскрыта, предстоит найти искомое. Вера, несокрушимая вера завладела всем моимсуществом. Я стал напевать ту итальянскую мелодию, которую припомнил Петрус,сидя на подножке тепловоза. Слов я не знал и потому придумывал их на ходу.Вокруг не было ни души, и, очутившись в густом лесу, я запел еще громче. Ивскоре понял, что бессмыслица, рождавшаяся в моей голове, становилась средствомобщения с миром, известным только мне одному, ибо мир этот учил и наставлялменя.

Я уже испытал это – правда, немного по-другому – во времямоей первой встречи с Легионом. В тот день проявился во мне Дар Языков. Я былтогда слугой Духа, который использовал меня, чтобы спасти женщину, сотворитьВрага и преподать мне самый жестокий вид Правого Боя. Да, теперь было иначе: ястал Наставником самому себе и учился разговаривать со Вселенной.

И я начал говорить со всем, что встречалось мне на пути, –со стволами деревьев, с опавшими листьями, бочагами с водой, с удивительнымивьюнками. Это был урок обычных людей – дети его усваивают, а взрослые забывают.И я получал таинственный отклик от моих собеседников: они словно бы понималиобращенные к ним слова, а в ответ осеняли меня Любовью Всеобъемлющей. И япребывал в некоем трансе, и сам себя боялся, однако готов был продолжать этуигру, пока не выбьюсь из сил.

И в очередной раз подтвердилась правота Петруса: когда тыучишь самого себя, то превращаешься в Наставника.

Пришло время обеда, но я не останавливался. Проходя черездеревеньки, лежавшие на пути, я что-то бормотал себе под нос, тихонько смеясь,и если кто-нибудь случайно обращал на меня внимание, то думал, вероятно, чтонынче в собор святого Иакова явятся полоумные пилигримы. Но все это было неважно, ибо я упивался жизнью и знал, что стану делать со своим мечом, когданайду его.

И весь день до вечера шел я в трансе и, хоть сознавалтвердо, куда направляюсь, еще непреложней сознавал жизнь, окружавшую меня иосенявшую меня Агапе. А на небе меж тем впервые за долгое время набухалигрузные тучи, и я призывал дождь – после утомительного пути по жаре он был быновым и восхитительно-волнующим впечатлением бытия.

В три часа я вступил в пределы Галисии и определил по карте,что осталось одолеть всего лишь одну гору – и сегодняшний дневной переход будетокончен. Я решил все же перевалить гору и заночевать в первой же деревушке насклоне. Называлась она Трикастелой, и именно там великий король Альфонс XIIIмечтал когда-то выстроить огромный город. Но прошли века, и дело закончилосьвсего лишь деревенькой.

И, продолжая напевать и болтать на неведомом наречии, мноюже придуманном для общения с миром, я начал восхождение на последнюю гору,именуемую Себрейро. Название это досталось ей от когда-то находившихся здесьримских поселений и заключало в себе осколок слова «февраль»: вероятно, в этоммесяце произошло в незапамятные времена какое-то значительное событие. Встарину гора считалась самым трудным отрезком Пути Сантьяго, но теперь всепеременилось. Подъем и вправду был круче, но зато высившаяся на вершине соседскойгоры огромная телевизионная антенна служила паломникам превосходным ориентиром,не давая им сбиться с пути, чего никак не удавалось избежать в прошлом.