Каждые пятнадцать минут приходил новый гость – австралиец,пятеро испанцев, еще один голландец. Если не считать нескольких вопросов овремени церемонии, – оказалось, не я один мучился сомнениями, – беседы мы невели. Присев все вместе в полуразрушенном дворике, где в старину хранилисъестные припасы, мы решили ждать, что же за всем этим воспоследует. Даже еслиждать придется еще один день и одну ночь.

Но поскольку ожидание все длилось, все же завязался разговоро том, кто по какой причине явился сюда. Вот тогда я и узнал, что Путь Сантьягоиспользуют различные ордены, в большинстве своем связанные с Традицией.Собравшиеся здесь люди прошли через множество испытаний и обрядов инициации,которые я, впрочем, узнал давным-давно, в Бразилии. Так что высшую степеньПервого Пути искали только я да австралиец. Он не вдавался в подробности, но японял, что ритуалы его сильно отличались от ритуалов, принятых в RAM.

И примерно в 8:45, когда мы собрались наконец поговорить ожизни каждого из нас, раздался удар гонга. Он донесся из бывшей часовни замка.Туда мы все и направились.

А то, что предстало нашим взорам, производило сильноевпечатление. Часовня – или то, что еще оставалось от нее, ибо она являла собойпочти сплошные развалины, – была освещена многочисленными факелами. Там, гденекогда высился алтарь, стояли в ряд семеро в стальных шлемах и кольчугах, смечами и щитами в руках. У меня перехватило дыхание: показалось, что времяпотекло вспять, и единственное, что вернуло меня к действительности, была нашасобственная одежда – джинсы и рубашки с вышитыми на них раковинами.

Даже в тусклом свете факелов в одном из семерых тамплиеров яузнал Петруса.

– Подойдите к своим наставникам, – произнес тот, кто казалсястарше других. – Смотрите только им в глаза. Разденьтесь и получите новуюодежду.

Я направился к Петрусу и взглянул ему в глаза. Он пребывал внекоем трансе и вроде бы не понял, кто стоит перед ним. Однако в глазах его япрочел печаль – ту самую печаль, что звучала в его голосе прошлой ночью.Сбросил с себя одежду, и Петрус протянул мне черную надушенную тунику, свободнониспадающую с плеч. Я подумал, что у одного из этих наставников должно бытьбольше одного ученика, но у кого именно – проверить не смог, потому что несводил пристального взора с Петруса.

Первосвященник велел нам выйти на середину часовни, а двоерыцарей принялись очерчивать магический круг, освящая его заклинаниями:

– Тринитас, Созер, Мессия, Эммануэль, Саббах, Адонай,Атанатос, Иису…

И вскоре, суля нам необходимую защиту, круг замкнулся. Туттолько я заметил, что четверо были облачены в белые туники, что означало – онипринесли обет полного целомудрия.

– Амидес, Теодониас, Анитор, – провозгласил первосвященник.– Силою ангельской, Господи, облачаюсь я в одежды спасения, и пусть все, чего яни пожелаю, станет явью по воле Твоей, трижды священный Адонай, да будетцарствие твое вечным. Аминь.

И он набросил на кольчугу белый плащ, на плече которого былвышит красный крест Ордена Храма. Прочие рыцари последовали его примеру.

Было ровно девять – наступил час Меркурия, божественноговестника. И снова стоял я в центре круга Традиции. В часовне воскурялисьблаговония – росный ладан, базилик, мята. Началось большое заклинание,произносимое всеми рыцарями:

– Великий и могущественный царь Н., правящий по волеВсевышнего над всеми духами горними и дольними, и в особенности – над АдскимОрденом Владычества Восточного, заклинаю тебя <опущено>, явись и исполниволю мою, какова бы ни была она, могуществом Всевышнего и Создателя, Творца иПовелителя всего сущего в небесах, на земле и в преисподней.

Глубочайшая тишина осенила всех нас, и, даже не видя, мыпочувствовали присутствие того, кто был вызван. Таково было освящение Таинства,знак, позволяющий продолжать магические ритуалы. Мне доводилось сотни разучаствовать в подобных церемониях, и результаты их бывали куда болееошеломительными, нежели в этот час. Но, должно быть, часовня в замке Храмаподхлестнула мое воображение, ибо я был уверен, что вижу, как парит в левомуглу часовни нечто вроде никогда прежде не виданной мною птицы в блестящемоперении.

Первосвященник, не заступая за магическую черту, окропил насводой. Потом священной тушью вывел на полу 72 имени, которыми в Традициизовется Бог.

И все мы – пилигримы и рыцари – начали произносить этисвященные имена. Пламя факелов трещало, и это был знак того, что дух, которогомы заклинали, покоряется нам.

Пришел черед Танца. Я понял теперь, почему Петрус наканунеобучил меня совсем другому танцу, столь отличному от того, к которому я привыкна этом этапе церемонии.

Нам никто не продиктовал правил, но каждый и сам знал, чтонельзя выходить за пределы этого защитного круга, ибо у нас, в отличие отрыцарей, под одеждой не было кольчуг. Прикинув радиус окружности, я сделал вточности то, чему научил меня Петрус.

И начал вспоминать детство. Где-то в душе у меня зазвучалдалекий женский голос, напевавший песенку, под которую водят хоровод.Опустившись на колени, я весь съежился, приняв положение ростка, и вскореощутил, как начинает танцевать моя грудь – пока только грудь. Я хорошо себячувствовал и уже полностью предался ритуалу Традиции.

Но вот мелодия внутри меня изменилась, движения мои сталиболее резкими и порывистыми – и я вошел в экстаз. Все потонуло во тьме, и теломое утратило вес. Я полетел над цветущими полями Агаты и на них встретился сдедом и дядей – в детстве моем оба значили для меня чрезвычайно много. Яулавливал колебания Времени, окутанного лоскутной тканью дорог, которыеперемешивались, перетекали одна в другую, становились – при всей разности своей– единым целым.

Спустя какое-то время мимо, блистая красным, стремительнопролетел австралиец.

Следующий образ, явившийся мне в целостном виде, был чашейдля причастия и дискосом – подносиком, на котором во время мессы священникподносит прихожанам кусочки священной гостии, – и он стоял у меня перед глазамитак долго, словно хотел сказать мне что-то. Я попытался было расшифровать этотобраз, но не смог, хоть и не сомневался, что он каким-то образом связан с моиммечом. Потом я увидел, как нож RAM засверкал во тьме, сгустившейся послеисчезновения чаши и дискоса. Клинок приблизился и стал лицом Н., вызванногонами духа и моего давнего знакомца. Но с ним не возникло никакой связи, и лицоего пропало во тьме, то появлявшейся, то исчезавшей.

Не знаю, сколько продолжался этот танец. Но вот внезапнораздался голос:

– ЯХВЕ, ТЕТРАГРАММАТОН…

Я не хотел выходить из транса, но голос настаивал: