Я кивнула. Верно, Олег не раз рассказывал мне о том, что такназываемые профессионалы, занимающиеся грабежами или кражами, стараются невешать на себя мокрое дело. Во-первых, как это ни странно, далеко не всепреступающие закон люди готовы совершить убийство, во-вторых, многие не хотятпопасть под тяжелую статью. Поэтому если жертва не кричит, не сопротивляется, аспокойно отдает кошелек, то, вероятней всего, она отделается просто испугом иденежными потерями. Кстати, от души советую вам, не храните крупную сумму денегвсю в кошельке. Положите в портмоне немного, к примеру сто-двести рублей, аостальные купюры хорошенько спрячьте, запихните в сапог, во внутренний карман,под стельку ботинок, в носки… И спокойно отдавайте вору кошелек, причем непустой, что обозлит гоп-стопника, а с одной-двумя купюрами. Скорей всего,бандит уйдет, удовольствовавшись малым, он побоится попасться и не станеттратить время на тщательный обыск. Но это срабатывает лишь в случае спрофессионалом, но их, увы, на наших улицах все меньше. Сейчас на тропу разбоявыходят наркоманы, бомжи, алкоголики, маньяки, для таких чужая жизнь копейка, ао своей они и не думают.

– Ее бедную, похоже, железкой избили, – вздыхала Люсьенда, –мы даже решили фото не давать, представляешь?

Да уж, еженедельник Семена не отличается особойщепетильностью, материалы там порой иллюстрируют такими снимками, что у меняначинается аллергия от ужаса. Значит, бедную Людочку сильно изуродовали?

– Точно псих, – говорила Люсьенда, – все лицо ей расшиб.

Внезапно в мозгу прозвенел сигнал тревоги. Лицо…

– Послушай, это точно была Людмила?

– А кто ж еще? Одежда, документы в сумке, ключи от машины.Да еще кровь у нее была редкая, четвертой группы, и муж ее опознал, по родинкамна животе.

Я молча слушала бывшую коллегу. Так, дело становится всезапутанней. Аня похищена, Людмила пала жертвой уличного грабителя, Янаиспарилась без следа.

– Вот уж страх так умереть, – не утихала Люсьенда, – и ведьона еще была жива, когда на нее тетка наткнулась.

– Жива?

– Ну да. Ее в подъезде избили и бросили, небось посчитали заумершую, а через какое-то время баба одна, сейчас, подожди, гляну… вот… КсенияНиколаевич, домой с рынка шла. Она Людмилу и обнаружила.

Сначала подумала, что это труп, заорала, а потом увидела:жертва вроде дышит, и вызвала «Скорую». Людмила говорила про какую-то Яну…

– Что?

Люсьенда горестно вздохнула.

– Менты эту Ксению прямо на месте допрашивали. Я любопытнойпрохожей прикинулась, поближе подобралась, слышу, она отвечает на вопросы. Дескать,Людмила говорила: Яна… Ну я и включила диктофон в кармане, аппарат старый,щелкнул громко, пленка с шумом пошла. Меня милиционеры и прогнали, большеничего не разведала, как ни старалась.

– Говори адрес.

– Какой?

– Дома, в котором Людмилу убили.

– Записывай, только зачем тебе? Надеюсь, не собираешься насопередить? – заволновалась Люсьенда.

– Не волнуйся, я вообще сейчас ни на какую газету неработаю, – успокоила я ее, – и в мыслях нет перебегать тебе дорогу. Просто хочунаписать книгу, детектив, вот и нарываю материал.

– Да я не против, – захихикала Люсьенда, – мне не жаль тебепомочь, только сама знаешь, каково у нас работать, закон волчьей стаи, каждыйсам за себя, и всякий в свою сторону лапой гребет.

Дом, где погибла Людмила, и правда находился в самом центреМосквы, в трех минутах ходьбы от метро «Маяковская». Совсем близко шумелоСадовое кольцо. Но в небольшом колодцеподобном дворике было совершенно тихо. Яподошла к серому пятиэтажному, возведенному, скорей всего, в середине тридцатыхгодов прошлого века зданию и потянула на себя тяжелую дверь. Ее украшалаогромная, чуть ли не полметра длиной рифленая ручка с бронзовыми нашлепками.Очень странно, но тут не было домофона, в просторный, гулкий, выложенныйбело-коричневой мелкой плиткой холл мог попасть любой желающий.

Идеальное место для ограбления. На первом этаже квартир нет,похоже, их в доме мало, здесь небось просторные апартаменты, и на лестничныхклетках найдется одна, от силы две квартиры. Тут можно орать во весь голос, иникто вас не услышит.

Внезапно дверь гулко хлопнула. Я вздрогнула и прижаласьспиной к резным перилам. В холл вошла женщина, увидав меня, она ойкнула ипопятилась.

– Не бойтесь, – быстро сказала я, – вы, наверное, живете тут?Не подскажете номер квартиры Ксении Николаевич?

Женщина поставила на пол пакет.

– Теперь каждый раз дергаюсь, когда сюда вхожу, все этанесчастная мерещится.

– Вы Ксения? – обрадовалась я.

– Нет, ее сестра, Олеся.

– Мне очень надо поговорить с Ксенией.

Олеся вздохнула:

– Это невозможно.

– Но почему?

– Сестра напугана, мало того, что она увидела изуродованнуюженщину, так на нее сначала налетела милиция, а потом журналисты. Впрочем,первые были вежливы, а вот вторые… Ну просто кошмар! Совсем у людей соображеньянет! Видят же, что Ксюша в полуобмороке, неужели не понятно: плохо женщине,оставьте ее в покое. Так нет, суют в нос микрофоны, фотоаппаратами щелкают,вопросы идиотские задают. Ксюша растерялась, потом с ней истерика приключилась.Сейчас она отказывается с кем-либо разговаривать, поэтому вам лучше уйти.

– Я не из газеты.

Олеся недоверчиво улыбнулась:

– Да? Одна девушка к нам сегодня утром пыталась прорваться вквартиру, позвонила в дверь и сообщила: «Из домоуправления, проверяем газовыетрубы». Я впустила, а она фотоаппарат вытащила, еле ее вытолкала. Так чтоизвините. Ксюша никого видеть не желает, уходите.

– Я правда не журналистка, у меня пропала подруга, Аня, аКсюша может помочь ее найти.

Олеся подошла к лестнице.

– То есть вы не по поводу той несчастной?

– С одной стороны – да, с другой – нет, если позволите, япопытаюсь объяснить.

Олеся привалилась к перилам:

– Ну, попробуйте.

В квартиру к Ксении я попала примерно через полчаса.

Олеся поставила сумку в прихожей на стул и крикнула:

– Ксюня, выйди!