Джордан покачал головой:

– Не думаю, что Наблюдатели станут зря тратить слова на мертвеца, ведь они-то знают, что человек не унесет слова с собой в могилу, и они не станут терзать его после смерти. Слова, которые говорят человеку перед тем, как его убить, нужны убийце, это ему важно их сказать, а вовсе не жертве – их услышать.

– Похоже, ты неплохо знаешь своих тюремщиков.

– Если им нравится думать, что они держат меня в тюрьме, – пожалуйста.

Первый фамильяр кивнул на черный автокараван позади них, растянувшийся вдоль дороги.

– Но, конечно, ты здесь по своему собственному выбору и желанию.

– Так было не всегда, но сейчас – да.

Тина молча переводила взгляд с Первого фамильяра на Джордана и обратно и поражалась тому, как изменился разговор. Сначала вся власть и контроль были у Первого фамильяра, но сейчас соотношение сил сместилось. Тина ничего не знала о Джордане, но один тот факт, что он сумел частично взять контроль над разговором с Первым фамильяром, демонстрировал, почему Наблюдатели считают его проблемой, которую требуется устранить. Никому не нужны сильные игроки на поле, если они играют не за тебя.

Первый фамильяр изучал Джордана, слегка склонив голову вбок. Директор цирка молча пялился на него мозаичными очками. У Тины появилось впечатление, что эти двое затеяли детскую игру в молчанку.

Тишина становилась все глубже и глубже. Первый фамильяр оставался совершенно неподвижен, в то время как рука Джордана, которую он засунул в карман, слегка шевелилась. То ли она дрожала, то ли он что-то искал.

Долгое время молчаливое противостояние сохраняло равновесие, затем на губах Первого фамильяра заиграла легкая, нервирующая улыбка, а на лице Джордана – тщательно скрываемое замешательство.

– Ну так что, продолжаем говорить или ты уже убьешь меня наконец? – не выдержал директор цирка.

– Можешь вынуть руку, тебе это не поможет, – словно не услышав вопроса, сказал Первый фамильяр и добавил: – Не против меня.

Джордан послушно вынул руку из кармана, стиснутая в кулак ладонь сжимала что-то маленькое и блестящее.

Тина переводила взгляд с одного на другого; здесь и сейчас происходило нечто, скрытое от ее глаз, что-то, чего она не понимала. Некое невидимое противостояние, которое Джордан, похоже, проиграл.

– Ты хотя бы знаешь, чем я им мешаю? – спросил директор цирка сдаваясь.

– Их не устраивают твои планы.

– Откуда они… – Джоржан оборвал себя на полуслове. – Конечно, послушные зверушки, давно забывшие, что когда-то были дикими хищниками, вдруг захотели выбраться из клеток! Какая досада!

Первый фамильяр молча кивнул.

– Что ты хочешь от меня в обмен на мою жизнь? – в лоб спросил директор цирка, поняв, зачем Первый фамильяр затеял с ним этот разговор.

– Чтобы ты убрал директора «Колизиона», – так же прямо, без околичностей, ответил Первый фамильяр.

– Она тоже мешает Наблюдателям? Или тебе?

– А это что-то изменит?

– Нет, – чуть пожал плечами Джордан. – А потом?

– А потом мы вместе разберемся с Наблюдателями, и весь мир будет в нашем распоряжении.

– Зачем тебе делиться властью, когда можешь забрать всю себе?

Тина снова непонимающе уставилась на директора цирка. Неужели он понял, кто стоит перед ним? Но как?

– Править всем миром в одиночку не так просто; мне пригодится сильный соратник, с которым можно разделить эту ношу.

Вскользь брошенный комплимент о сильном соратнике, похоже, польстил Джордану.

– Ты действительно тот, о ком я думаю? – спросил он и прикоснулся пальцем к очкам, словно показывая, что это они подсказали ему ответ на вопрос.

– Я не знаю, что ты думаешь о том, кто я такой, – ответил Первый фамильяр. – Но ты уже знаешь, кем я могу стать. И кем можешь стать ты рядом со мной. Понимаю, еще недавно ты видел себя единоличным правителем мира, но обстоятельства меняются, и приходится подстраиваться. Решай.

Ничто в детском лице не выдавало внутренних эмоций Первого фамильяра, но Тина вспомнила его разговоры о том, как хостильеры станут править миром и людьми. Казалось, в его планах не было места людям – даже людям из цирков. Почему вдруг такие перемены? Если только… если это вовсе и не перемены, и Первый фамильяр просто собирается использовать Джордана в своих целях, а затем отбросить за ненадобностью.

Какую же игру на самом деле ведет Первый фамильяр? И сколько игр одновременно?

Молчание длилось и длилось, но Первый фамильяр ничем не выдавал своего нетерпения. Казалось, он может прождать так вечно; его терпению могли бы позавидовать камни.

Джордан опустил голову, снял очки и начал медленно протирать их извлеченным откуда-то платком. Затем он поднял голову, и Тина увидела глубокие провалы на месте глаз.

– Нет, – сказал Джордан, и Тина вздрогнула; не такого ответа она от него ожидала. Он отказывается от союза с Первым фамильяром? – Нет, я не знал о цене, – продолжил он. – Когда они среагировали на меня в реквизитной, я просто их надел. Я не знал, что для того, чтобы видеть в них, мне нужно перестать видеть собственными глазами.

– Жалеешь? – тихо спросил Первый фамильяр.

– Ничуть, – ответил Джордан, водружая очки обратно на переносицу, а вместе с ними словно возвращая себе способность подавлять окружающих одним своим присутствием. – Я получил куда больше взамен. И хочу еще больше.

– И?

– И расскажи, как мне избавиться от Крис.

На детском лице Первого фамильяра расцвела радостная детская улыбка.

– Вызови ее на дуэль цирков.

* * *

Кристина, Арлисс и Франческа собрались в одном из автобусов «Инфиниона», интерьер которого оказался столь же красочно-стимпанковским, как и вся их цирковая атрибутика. Практически не совещаясь, они сошлись во мнении, что, хотя им всем не слишком понравилась троица директоров «Инкогниона», их все-таки надо пригласить, и отправили одного из циркачей передать сообщение.

В ожидании их Кристина слонялась по салону, рассматривала впечатляющий декор, изобилующий прелестными старинными штучками, и думала о том, что должна чувствовать себя главой этого импровизированного «военного совета», но на деле она ощущала себя преступницей, которую сейчас будут судить. И есть за что! Она же, по сути, обманщица. Подделка. Мошенница, наобещавшая золотые горы, а потом кинувшая тех, кто ей доверился.

Апи увязался за Кристиной и напрочь отказался уходить, когда она совершенно недвусмысленно его об этом попросила, наоборот, крепко уцепился за ее рукав и всем своим видом демонстрировал, что собирается остаться с ней. В такие моменты Кристина забывала о его настоящей природе, потому что Апи вел себя совсем, как ребенок, – милый, настырный и одновременно ранимый. А когда она вспоминала, кто он на самом деле есть, то начинала видеть в его поведении пророческие знаки и сигналы и старалась их