Голос Ковита звучал хрипло.

– Он пишет, что приложил некоторые из доказательств.

Сердце Ниты упало. Приложил? Электронные свидетельства трудно уничтожить. Как только они появляются в сети, ничего уже нельзя исправить.

Уж Нита хорошо это знала.

Ковит щелкнул по прикрепленному файлу, а Нита заглянула ему через плечо.

Мужчина лет сорока лежал привязанным к столу посреди белой комнаты. Стол из нержавеющей стали напомнил Ните ее собственную прозекторскую. Рядом на тележке даже лежал поднос с инструментами для расчленения.

Разница заключалась лишь в том, что человек пока не умер.

Его рот был заткнут кляпом, испуганные глаза смотрели в камеру, а затем метнулись прочь в ищущем, умоляющем взгляде. Сердце Ниты забилось быстрее – она догадывалась, к чему все идет, но ей было необходимо увидеть, узнать, получить подтверждение.

Вошел Ковит.

Совсем молодой. Нита дала бы ему десять или одиннадцать лет. До скачка роста его лицо все еще сохраняло округлость от детского жирка, а глаза были большими и сияющими.

Он улыбнулся широко и жутко, глаза беззвучно смеялись, а рот кривился в нечто почти нечеловеческое.

Его улыбка будто бы говорила: «Я собираюсь повеселиться. А вот ты – нет».

Видео остановилось, заморозив юного Ковита на половине пути. Нита моргнула, решив, что это конец, но увидела большой палец Ковита на кнопке паузы в нижней части экрана. Он дрожал рядом с ней, глаза были такими же широко открытыми и испуганными, как у человека, которого он мучил на видео.

Нита потянулась, чтобы нажать кнопку воспроизведения, но он перехватил ее руку.

– Не надо, – прошептал Ковит.

Она облизнула губы.

– Нам нужно убедиться…

– Там будет то, что нужно.

– Ты помнишь?

– Именно его? Не очень хорошо. Зато помню других. Это будут весомые доказательства.

Нита снова облизнула губы.

– Доказательства того, что ты причинил боль, но не того, что ты занни.

– Какая разница? Уверен, они захотят поймать и обычного палача мафии, даже если он не занни.

Пожалуй.

Ковит тихо продолжил:

– Если он меня переиграет, мне все равно придется вернуться. Мне понадобится его помощь, чтобы спрятаться и оставаться в тени. Сам по себе я обречен.

Умно. Ее мать поступила бы так же.

Нита откашлялась.

– Почему ты остановил видео?

– Разве не очевидно? – Он повернулся к ней, сдвинув свои густые брови. – Я не хотел, чтобы ты это видела.

Она не мигая посмотрела ему в глаза.

– Тебе стыдно?

– Нисколько, – на его лице промелькнула улыбка.

– Мне известно, кто ты.

– Я знаю, – отвернулся он. – Но есть разница между знать и видеть.

Нита сглотнула, вспомнив крики боли Миреллы, эхом разносящиеся по коридору, и безумный смех Ковита… который что-то с ней делал.

Что-то, о чем она не хотела думать.

– Если ты это увидишь, – тихо прошептал он, – ты убежишь. И даже не оглянешься.

Она посмотрела на него, задыхаясь.

Он был прав.

Если бы увидела, она бы убежала.

Во всех тех глупых фильмах, которые Нита смотрела в детстве, пары делились всеми темными секретами, друзья обещали ничего не скрывать друг от друга. Они все понимали. Изобличали друг друга, обнажали тайны друг друга и любили друг друга даже в уродстве.

Нита не была такой, как эти люди.

Если бы она увидела этот ужас, она бы сбежала. Она бежала бы как можно дальше и быстрее, не оглядываясь.

Она не хотела знать самую темную часть души Ковита.

Не хотела лишать его секретов. Это были только его секреты, и ему решать, делиться ими или нет. Иногда людям не нужно знать каждую деталь жизни друг друга.

Нита определенно не хотела говорить с ним о своем фетише препарирования. Он знал об этом, но она никогда не позволила бы ему посмотреть, как расчленяет тело. Не потому, что ей было стыдно, а потому, что Нита знала: в ее поступках есть моменты, выходящие за рамки обычного поведения и граничащие с глубоким расстройством.

Она видела, как Ковит смотрел на нее, когда она отрезала Рейес палец. Тревога во взгляде, между бровями залегла складка.

Но были ли они настоящими партнерами, если не могли полностью открыться? Не то чтобы он ей лгал. Она поняла, что произошло дальше в том видео, даже не посмотрев его.

Ответа Нита не знала.

Но она не хотела его терять. Если бы посмотрела это видео – потеряла бы.

Нита убрала руку от телефона.

– Понимаю. Я не буду смотреть.

Его плечи с облегчением расслабились, он запрокинул голову к потолку, словно благодарил Бога. Голос был мягким и испуганным:

– Я думал, ты нажмешь.

Нита покачала головой.

– Это твое прошлое, и ты можешь делиться им или нет. Я слишком уважаю тебя, чтобы продолжать настаивать.

Он кивнул, плотно сжав губы и закрыв глаза, затем глубоко вздохнул, а потом коротко рассмеялся. Наконец, Ковит устало улыбнулся ей. Нита ответила улыбкой и встала.

– У нас был долгий день. Составим план завтра утром, после того как немного отдохнем.

Он отсалютовал ей.

– Есть, капитан.

Она закатила глаза и пошла чистить зубы.

Ните снился рынок.

Мирелла кричала.

В реальном прошлом Нита все еще находилась в заключении, когда Ковит пытал девушку. Но во сне клетка оказалась сломана, как тогда, когда она сбежала. И крики Миреллы звучали так, будто кожа на ее горле была сорвана, а каждый крик состоял из крови. Она булькала.

Нита стояла перед дверью рабочего помещения. По ту сторону находились Мирелла и Ковит. Если бы она открыла дверь, то узнала бы все.

Она отвернулась от двери.

Сцена изменилась, и внезапно Нита очутилась в своей квартире в Лиме, в прозекторской. Прикрученная к полу клетка, и Фабрисио, смотрящий на нее; его лицо было окровавлено с той стороны, где ему отрезали ухо.

– Почему ты не пришла? – спросил он.

– Ты стояла прямо за дверью, – вмешалась Мирелла.

Нита повернулась в ту сторону, откуда раздавался ее голос.

Дверь в мастерскую оказалась открыта, маленькая девочка лежала на металлическом столе для препарирования, ее серая кожа была залита кровью.

А над ней стояла мать Ниты.