– Убирайся, – говорит Крис.

– Уже ушла, глупыш, – отвечает Конни. – Обещаю, что мы будем присматривать за ней для тебя. Чтобы она не попала в беду. Она и правда очень хорошенькая. Готова поспорить, ты перед ней на цыпочках ходишь. Так всегда бывает, если женщина чего-то стоит.

Конни посылает ему воздушный поцелуй. Крис захлопывает дверь и приваливается к ней спиной. Соображай быстрей, оцени риски. Сказать Патрис, что Конни ей угрожала? Попросить, чтобы была осторожна? Остерегалась «Рейндж-роверов»? Напугать ее? Из-за чего? Из-за любительского блефа? Господи, а если это не блеф? Насколько непредсказуема Конни Джонсон? Сумеет ли он…

У него звонит телефон. Донна. Пятнадцать минут истекли. Надо ответить.

– Все чисто, – говорит он.

– Чего она хотела?

Сказать Донне правду? Крис мгновенно принимает решение. И надеется, что не ошибся.

– Угрожала мне. И тебе. Сообщила, что знает наши адреса. Велела бросить ее дело.

Донна хохочет:

– Думает, я ее испугаюсь?

– Я ее тоже высмеял. Предложил показать, на что она способна.

– И это все? – спрашивает Донна. – Просто любительская попытка запугать?

– Угу. Извини, что зря потревожил.

– Глупости! У тебя все в порядке? Хочешь, зайду? Можем посмотреть еще один эпизод «Озарка»[29].

Крис открывает кухонный шкафчик, рассматривает аккуратно сложенные и убранные Патрис меню служб доставки.

– Нет, мне надо выспаться. Хорошо провела вечер?

– В засаде с тем парнем из столицы. Как его – Джейден? Джордан?

– Джонатан, – поправляет Крис. – Утром увидимся.

– Доброй ночи, шкипер, – желает Донна.

Крис снова просматривает меню. Он убить готов за порцию карри. Но захлопывает шкафчик.

Если ты сам себя не любишь, то кто тебя полюбит?

Ибрагим полусидя устроился в кровати. На столике рядом – сигара и стаканчик бренди, на коленях – открытый ноутбук. Он открывает присланный Донной файл – записи с камеры наблюдения. В Куперсчейзе вам будет непросто найти человека, который лучше Ибрагима разбирался бы в информационных технологиях. Очень непросто.

– А теперь прошу слушать внимательно, – говорит Ибрагим. – Дугласа с Поппи убили где-то до пяти часов дня двадцать шестого, значит, нам нужно просмотреть записи от этого времени до четверга, когда Элизабет с Джойс открыли ячейку. Следующие три дня или около того.

– Ясно. – Кендрик прислоняется головой к плечу Ибрагима.

– Что, если я просмотрю на своем ноутбуке двадцать шестое, а ты на своем айпаде – двадцать седьмое?

– Блеск! – отзывается Кендрик.

– И если увидишь, как кто-то пытается открыть ячейку 531, сразу кричи.

– Ладно, – соглашается Кендрик. – Только я не буду кричать, я просто тебе скажу.

– Хорошая мысль, – кивает Ибрагим. – А пока смотрим, можем поговорить.

– Чтобы не скучать, – подхватывает Кендрик.

– Именно. – Ибрагим нажимает иконку воспроизведения. Просматривать удается самое большее с восьмикратным ускорением. Камера хранения работает с семи утра до семи вечера, значит, на каждый день уйдет девяносто минут. Вместе с Кендриком они за это время управятся с двумя днями. Может, это и не самое подходящее задание для восьмилетнего мальчишки, но в наше время с детьми слишком уж нянчатся.

– Я свое уже запустил, – сообщает Кендрик. – А о чем будем разговаривать?

Ибрагим просматривает черно-белое видео на своем экране. Камера охватывает все ряды ячеек. Даже на восьмикратной скорости там еще не мелькнуло ни единой души.

– Как дела в школе?

– М-м-м, нормально, – тянет Кендрик. – Ты о римлянах что-нибудь знаешь?

– Знаю, – отвечает Ибрагим. На экране девушка запихивает в ячейку, расположенную в конце прохода, свой рюкзачок.

– А кого больше всех любишь? – спрашивает Кендрик.

– Из римлян?

– Я – Брута. Тут прошла уборщица, но она ничего не украла.

– Думаю, мне нравится Сенека Младший, – говорит Ибрагим. – Величайший философ-стоик. Он отлично владел теорией, но всегда старался давать и практические советы. Считал, что философия – не священный текст, а лекарство.

– Вот здорово, мы его еще не проходили, – отзывается Кендрик. – А динозавр какой, по-твоему, лучший? Стегозавр?

– Да, тут мы сходимся, Кендрик. – Ибрагим делает глоток бренди.

– У тебя болит там, куда тебя били? – спрашивает Кендрик, не отрывая взгляда от экрана.

– Я всем говорю, что нет, – отвечает Ибрагим, – но да, сильно болит.

– Они, наверное, знают, – предполагает Кендрик.

– Наверное, знают, – соглашается Ибрагим, – но ты единственный, кому я сам в этом признаюсь.

– Спасибо, дядя Ибрагим, – отзывается Кендрик. – Сейчас кто-то забрал коробку из другой ячейки, это скучно. А что ты чувствовал, когда тебя ударили? Страшно было?

– Очень хорошие вопросы, – произносит Ибрагим, глядя на то, как мужчина в костюме кладет в ячейку портфель, а следом снимает галстук и убирает его тоже. Потерял работу, а жене еще не рассказал.

– Помнится, мне было очень страшно. Казалось, будто я попал в барабан стиральной машины. Глупо, да?

– Вообще-то нет, – возражает Кендрик. – Что чувствовал, то чувствовал.

– И я понимал, что могу умереть. Это я запомнил. Я об этом подумал. И подумал: «Ладно, но разве справедливо, что это случится именно так?» И еще подумал: «Эх, если бы знать заранее!»

– Угу, – говорит Кендрик.

– И я вспомнил твоего дедушку, и Джойс, и Элизабет тоже и понял, что мне будет их не хватать, а им будет не хватать меня. И понадеялся, что, возможно, я не умру. Что все кончится хорошо.

– Я рад, что ты не умер, а то мы сейчас с тобой не сидели бы.

Ибрагим закуривает сигару. Кендрик продолжает:

– Если бы меня убивали, я тоже подумал бы о дедушке, а теперь еще и о тебе. И о Коди из нашей школы, и о Мелиссе, и о мисс Уоррен. А больше всего о маме. Ух, какая большущая сигарета! Тебе нельзя курить, ты знаешь?

Ибрагим пускает дым.

– Обычно я делаю то, что мне говорят, – так жить проще. Но не всегда.

– Как и я, – поддерживает Кендрик. – Иногда я не сплю ночью, а мама об этом и не знает.

– А о папе ты не думал бы? – интересуется Ибрагим. – Если бы тебя убивали?