– Вы когда заканчиваете работу? Я хочу вас пригласить поужинать.

– Увы, я не имею права встречаться с гостями отеля.

– Тогда я сию минуту перееду в другой отель! – воскликнул Егор.

Они встретились и выяснили, что в Европе живут не первый год и пока возвращаться в Россию не собираются. Она приехала во Францию, когда можно было приехать с двумястами долларов по приглашению друзей, потом пойти учиться в Сорбонну, а потом остаться навсегда. Только ей еще удалось перевезти сюда родителей, а те сумели открыть маленькую гостиницу. Лена была не намного моложе Егора, отлично ориентировалась в жизни, была красива и имела хороший характер. Мария Александровна радовалась невестке и ждала внуков.

Внуки не случились, развод последовал через три года. Никто из них так и не понял, о чем же они не смогли договориться. Правда, Лена при расставании заметила:

– Я никогда не смогу отвоевать тебя у твоего прошлого!

Егор однажды по глупости рассказал про Нику, а Лена вбила себе в голову, что Егор до сих пор в нее влюблен. Она долго приставала к нему с расспросами, пока не получила ответ:

– Я ничего не могу сказать. Я только знаю, что когда-нибудь я должен ее найти.

– Что же ты не сделал этого до сих пор? Что тебе мешает это сделать сейчас? – спросила Лена.

Егор пожал плечами.

Видимо, такого ответа было достаточно, чтобы Лена ощутила зыбкость семейного очага.

Утешало, что остались они друзьями. Во втором браке у Лены родился сын, с которым Егор, как ни странно, иногда встречался и даже водил в зоопарк и приглашал к себе домой. Мария Александровна сначала всем видом демонстрировала недоумение, а потом и сама просила привезти мальчика.

Сорок лет

Когда было покончено с формальностями и развод вступил в силу, Бестужевы переехали в малюсенькое государство в самом сердце Европы. С одной стороны возвышались горы, с другой – большая река, недалеко – озеро. Почему Егор выбрал это место, Мария Александровна не знала. Здесь было все маленькое, аккуратненькое, немноголюдное. Иногда здесь стояла такая тишина, что казалось, на свете никого и ничего больше не осталось, только снежная вершина, синее небо и шпиль собора. И еще маленькие грушевые сады.

– Здесь изумительная природа, – сказал Егор матери.

Мария Александровна согласилась. Она жила делами сына, его проблемами, его планами. Если он сказал, что надо переехать, – значит, надо. А Егор, в свою очередь, заботился о матери. Иногда он чувствовал вину, что увез ее из России, что за все время они ни разу не съездили туда, что за могилой отца ухаживают родственники. Сама Мария Александровна никогда не заговаривала об этом. С годами она превратилась в настоящую европейку – следила за собой, всегда была сдержанна, имела узкий, но постоянный круг знакомых, которым уделяла в неделю строго отведенное время. Она знала два языка, водила машину и раз в неделю плавала в бассейне. Егор, наблюдая за матерью, гордился и был доволен. Всего в этой жизни он добился сам. Все, что он имел, он заработал сам. Ту обеспеченную и комфортную жизнь, которую заслуживает любой человек на склоне лет, он матери обеспечил. У них имелось все – деньги, дома, квартиры, машины. Они были не просто мать и сын. Они стали соратниками, друзьями, преданными до последнего нерва. Они умели разговаривать обо всем, они умели о многом молчать. С возрастом Мария Александровна становилась немногословной и даже ворчливой, но это была скорее форма, нежели содержание. Она по-прежнему оставалась проницательной и чуткой по отношению к сыну.

Его неожиданный отъезд, как он уверял, в Варшаву ее не удивил, и ворчала она для вида, ей не хотелось выказать радость – все дело в том, что она отлично знала, куда едет сын. Она совершенно «случайно» – так иногда бывает с пожилыми людьми – подслушала его телефонный разговор.

Звонок раздался вечером. Сначала Егор говорил громко – Мария Александровна из гостиной слышала все до единого слова. Но сын вдруг голос понизил, а потом и вовсе вышел в сад. И пришлось Марии Александровне на цыпочках подойти к большому окну и напрячь свой слух.

Егор сначала даже не понял, с кем разговаривает.

– Не узнаешь? Это Шевцова, – произнесла женщина и добавила: – Привет.

– Привет, – ответил он растерянно. Перед его глазами стояла девочка Наташа Шевцова, которая никак не могла разговаривать таким голосом.

– Все-таки не узнаешь?! – рассмеялась она.

– Узнаю, но… Это ты, Шевцова?

– Прошло двадцать лет. У меня изменился не только голос, но и лицо. Только ты этого не видишь!

– Во мне тоже многое изменилось, – пошутил он.

– Кстати, моя фамилия теперь Колесникова. Тебе должна быть знакома эта фамилия.

– Колесников. Раньше – предприятия легкой промышленности, теперь – перевозки леса, – догадался он.

– Точно. Предприятия легкой промышленности в прошлом. Теперь перевозки леса. И да, это мой муж, Колесников. Он помог разыскать тебя.

– Понятно.

– Ты извини, что беспокою и что телефон достала окольными путями.

– Ничего страшного! Мы же соотечественники в квадрате.

– Да, мы оба из Славска, – рассмеялась Наташа, – знаешь, почему я тебе звоню?

У него сжалось сердце.

– Почему ты звонишь?

– ОНА будет в Питере. Целых десять дней. У нее командировка. Она заезжала ко мне накануне. Мы с ней разговаривали. Почему-то я решила, что ты должен знать об этом. А как поступишь – это уже твое дело. Я просто должна была тебе это сказать.

– Я тебя понял.

– Значит, тебе позвонила Шевцова? Если бы не она, мы бы не увиделись?

– Здесь – нет. Я бы не знал, что ты сюда приехала, – сказал Егор.

– Как ты думаешь, мы вообще встретились бы когда-нибудь?

– Не знаю, – честно ответил Бестужев, а Ника рассердилась на эту его прямоту.

– Да кого интересует твоя честность?! – воскликнула она. – Кто тебя спрашивает?!

– А как же еще мне отвечать через столько лет? Я не могу врать. Мне и так стыдно перед тобой и Калерией Петровной.

– Почему тебе стыдно?

– Я исчез. Не писал, не интересовался, что с вами происходит.

– Не глупи. Мы не ждали твоих писем. Не ждали тебя. Мы все понимали – ты должен исчезнуть. Другого выхода не было. И, кстати, правильно сделал.

– Почему?

– Из-за этого комбината столько людей полегло еще потом! Петр Николаевич – первая жертва той борьбы.

– Это ужасно.

– Да. Я уже в Москве жила, вышла замуж. И одно время хотела маму перевезти к себе – так неспокойно там было.

– Почему же не перевезла?