Никита

Стою возле окна, смотрю на мелкий дождь, который не прекращается с самого утра. Разглядываю голые ветки деревьев, прислушиваясь к звукам за спиной. Оглядываюсь через плечо, секунду пристально и напряженно всматриваюсь в дорогое лицо, выдыхаю.

Сказать, что нервничаю, ничего не сказать. Меня потряхивает от мандража. Я до конца не уверен в необходимости своего присутствия на операции. И вроде решил идти с Аней до конца, но все равно грызут изнутри сомнения в своей необходимости.

Идея идти на партнерские роды, точнее на плановую полостную операцию, не сразу пришлась по вкусу. Слушая сомнения Ани, тревоги, страхи, понял, что она будет бояться до последнего, ей нужен рядом человек, которому она верит и доверяет.

— Как настроение? — негромко меня спрашивает вошедшая акушерка.

— У меня? — растерянно смотрю на женщину, она понимающе улыбается, кивает. — Нормальное.

— Татьяна Петровна подойдет через полчаса, будем готовиться к операции.

Оставляет меня, я подхожу к койке, на которой лежит Аня. Подойдя ближе, замечаю, что она не спит. Сонно улыбается, протягивает мне руку. С готовностью хватаю ладонь, присаживаюсь на стул.

— Скоро подойдёт твой врач.

— Я слышала.

— Как ты? — в голубых глазах появляется сомнение в важности ответа на этот простой вопрос, поджимает губы. Иногда ее «тараканы» доставляют лишние хлопоты, но давно к ним привык. Я жду несколько секунду, Аня вздыхает, смущенно признается:

— Я боюсь, увидев этот кошмар, ты меня разлюбишь, — стискивает сильно мою руку, я тихо смеюсь, подаюсь в ее сторону, целую в лоб.

— Глупышка. Я тебя люблю, меня ничего не испугает, — тут я немного лукавлю, но жене не стоит об этом знать.

Мы стараемся не тратить силы на пустые разговоры. Ожидание часа Х очень напрягает и натягивает и без того натянутые нервы. Приход Татьяны Петровны подсказывает нам двоим, что до встречи с нашим сыном остается немного времени. Я отхожу от койки, встаю возле стены, чтобы никому не мешать. Проводят какие-то замеры, подключают аппарат определения сердечного ритма у ребенка. Все хорошо, все по плану и панике нет места. Спокойный голос врача вселяет уверенность мне, а моя уверенность передается Ане. Она успокаивается, слушая наставления Татьяны Петровны. Врач еще раз уточняет у меня по поводу присутствия в операционной, я подтверждаю свое согласие быть рядом.

В операционной мне просят встать возле головы Ани, не мешая при этом анестезиологу. Сердце от волнения готово выпрыгнуть из груди. Сначала меня накрывает паника от бесполезности, потом я беру себя в руки. Если я врачам помочь не могу, то Аню поддержать — это в моих силах. Она не спускает с меня тревожных глаз. Смотрю то на нее, то на врачей, слушаю, что они говорят. Шутят между собой, смешат Аню, я скованно улыбаюсь, не понимая, как можно в такой момент смеяться.

Периодически смотрю на время, кажется, что стрелки на часах застыли в одном положении. По моим ощущениям мы в операционной находимся целую вечность, а по факту нет и часа.

Чувствую, как по вискам течет пот от напряжения. Анестезиолог с усмешкой протягивает мне сложенный надвое бинт. Татьяна Петровна тоже в мою сторону бросает насмешливый взгляд. Их забавляет мое состояние, а я не могу ни вздохнуть, ни выдохнуть.

— Мальчик, — громко объявляют, поднимая на руках вверх ребенка. Я теряю связь с реальность. Смотрю на маленькие сжатые кулачки, на подогнутые ножки. И пропадаю.

Первый крик сына отдается у меня мощнейшим ударом тока в груди, как при реанимации во время остановки сердца. Я забываю обо всех находящихся вокруг, настолько потрясен произошедшем: мой сын с нами. Малыша показывают Ане, она плачет, улыбается и прикусывает губу. Не может перестать плакать, слезы текут и текут по щекам.

— Подойди к столику, — тихо подсказывает анестезиолог, что мне делать. Как умудряюсь на ватных ногах дойти до столика, куда кладут сына, не знаю, не понимаю. Он кривится, громко возмущается, сучит ножками и взмахивает ручками. Акушерка не обращается никакого внимания на недовольство моего сына, обтирает его пеленкой, измеряет рост, потом взвешивает, обрабатывает пупок.

— Почему он так громко кричит? С ним все в порядке? Никита! — слышу обеспокоенный голос Ани, смотрю в ее сторону. Ее паника физически ощутима не только мне, но и всем присуствующим людям в операционной.

— Все хорошо, папа строго следит за всеми действиями, — со смешком отвечает анестезиолог. Правда? Не думал, что так смотрю на манипуляции, проводимые с малышом. Рука тянется к темноволосой головке, в миллиметре замирает от макушки. Сынок поворачивает в мою сторону голову. Не уверен, что смотрит именно на меня, но попадаю в плен нечеткого взгляда и млею, от непонятных чувств внутри себя. Это что-то на грани восторга, преклонения и безграничной любви к этому маленькому человечку, который уже имеет надо мной власть. Уже смелее прикасаюсь к голове, любуюсь им.

Когда сына, завернутого в пеленки, уносят из операционной, я возвращаюсь к Ане. Мне уступают место возле ее головы. Она счастливо смотрит на меня влажными глазами. Нагибаюсь, целую в лоб, прислоняюсь к нему своим лбом, прикрыв глаза.

— Спасибо за сына, — шепотом благодарю свою храбрую жену. Чего ей стоило пережить эту беременность и эту операцию — известно только ей и Богу.

Этот день навсегда будет особенным. Я не знаю, отважимся ли мы еще на одного ребенка, но желание иметь дочку никуда не исчезает. Наверное, это будет моей навязчивой мыслью, но требовать от Ани родить мне еще одного малыша не посмею.

— Никит, — тихо зовет меня Аня. Открываю глаза, она смотрит на меня умиротворенно, она вся светится изнутри непонятными для меня светом. И этот свет завораживает, манит, как мотылька.

— Я безумно благодарен тебе, что ты вышла за меня замуж, полюбила и сделала самым счастливым человеком на этой земле, — из меня потоком рвутся слова. Я боюсь, что не сумею эту невероятную девушку убедить в своей любви, в том, что она бесконечно мне нужна. Не представляю, как смогу жить без нее, без ее улыбки, без смеха. Она просто часть меня.

Аня

Беру поднос, на котором стоит графин с лимонной водой и несколько стаканов. Не спеша выхожу на террасу. За столом сидит Полина Сергеевна. Теплый день располагает провести время на открытом воздухе.

— Чудесный день, — пожилая женщина с улыбкой на меня смотрит. Я опускаю глаза, а потом украдкой бросаю взгляд в сторону.

Возле большого каркасного бассейна с визгом, смехом носятся трое дорогих мне людей. Паша. Никита. Матвей. Люблю каждого, кажется в равной мере, но все же к Матвею испытываю более трепетные чувства, к этому мальчику у меня особое отношение. Я до сих пор каждую ночь прижимаю его к себе и не верю, что мой мальчик со мной, сладко сопит, обнимая меня своими ручонками за шею. Мой божий дар, моя награда.