— Это очень ответственно. И у меня много чего из инструментов нет, чтобы лепить шедевры.

— Все, что потребуется, я куплю. Главное не молчи и требуй, — получаю еще один поцелуй, ближе к губам. Аня прижимается ко мне, вздохнув. Я понимаю ее вздох. За улыбкой она скрывает свой страх, который ни я, ни психолог никак не можем поставить в блок. Аня боится забеременеть. Панически боится. Каждый месяц делает тесты и прям трясется от страха увидеть положительный результат. Ее не успокаивает даже то, что мы предохраняемся.

* * *

Открываю дверь, на секунду замираю на пороге, вслушиваясь в тишину квартиры. Паша у матери. Обычно Аня летит ко мне, как только прихожу, а сейчас никого нет. Это пугает. За минуту я придумываю самые ужасные причины, почему моя жена меня не встречает. Поспешно снимаю ботинки, заглядываю сначала на кухню, потом иду в спальню и облегченно выдыхаю. Аня лежит на кровати, поджав колени к животу. Это не очень хорошо, но лучше, чем обнаружить ее без чувств с таблетками или перерезанными венами.

— Я пришел, — присаживаюсь на кровать с ее стороны, пытаюсь в вечернем свете рассмотреть ее лицо.

— Я слышала. Ты теперь всегда так поздно будешь приходить?

— Должность начальника пока дается мне с трудом.

— А может есть другая причина твоих задержек в последние дни?

— Ты о чем?

— У тебя появилась другая? — глухо спрашивает, я протягиваю руку к тумбочке и включаю ночник. Мягкий свет освещает ее заплаканное лицо, искусанные губы, взгляд полон невыносимой тоски и печали. Вспышку раздражения гашу сразу, не дав ей разгореться ярким пламенем. Мне требуется чуть больше времени, чтобы не накричать на нее из-за этих подозрений. Мое молчание Аня понимает по-своему.

— Я тебя не осуждаю. Прекрасно понимаю, что даже твоему терпению приходит конец. Проще начать встречаться с нормальной, адекватной женщиной, чем с проблемной девушкой, у которой не все в порядке с мозгами.

— Замолчи! — резко приказываю, вставая с кровати. Гнев на ее «тараканов» душит меня не хуже удавки на шеи, то есть галстука. Поспешно его стягиваю, кидаю на стул. Расстегиваю несколько пуговиц на рубашке, массажирую шею. Работа в офисе сказывается на физическом самочувствии, приходится больше сидеть, меньше двигаться, когда я привык наоборот.

Тишина становится неприятной, некомфортной. Оглядываюсь через плечо, Аня все так же лежит на кровати, смотрит на меня немигающим взглядом.

— Ты не права. У меня нет другой женщина и не будет. У меня есть жена. Я не тот тип мужиков, которые при первом удобном случае бегут искать себе отдушину на стороне. Я привык решать проблемы. И сейчас моя проблема — ты. Точнее твоя голова, в которой творится черт знает что. Своими обвинениями ты показываешь, что не доверяешь мне.

— Прости, — еле слышно просит прощения, прикрываю глаза.

— Все нормально. Просто не сомневайся во мне, — возвращаюсь к кровати, присаживаюсь. — Я люблю тебя. Помни об этом каждый раз, когда тебя накроют сомнения и подозрения, — Аня судорожно втягивает в себя воздух, приподнимается. С готовностью ее обнимаю, прижимаю к себе. Целую, она жадно отвечает на поцелуй. Отвечает так отчаянно и сильно, что у меня перехватывает дыхание от ее напора. Ее прохладные руки пробираются под рубашку, скользят по разгоряченной коже. Отдаюсь во власть этой нервной нежности, которая заставляет напрячься.

— Я тебя очень люблю, Никит. Очень. Сильно, — шепчет между поцелуями, поспешно расстегивая рубашку. Я стаскиваю с нее футболку, с трепетом прикасаясь к обнаженным плечам. Покрываю поцелуями ее плечи, шею, целую ключицы. Она вжимается в меня, так сильно, так тесно, вот-вот превратится в то ребро, из которого Бог создал ее для меня.

Эта близость между нами другая. Какая-та надрывная, полная не высказанных эмоций и сдерживаемых чувств. Никакие слова не смогут передать насколько тебе нужен человек. Только делить одно дыхание на двоих. Смотреть в глаза друг другу и видеть там совершенно незнакомую Вселенную, знать, что это Вселенная твоя и только твоя.

Осушаю губами ее лицо от слез. Эти слезы не пугают, не злят. Она плачет, смешивает бесконечный поток слов любви с этими слезами. Соль нашей любви.

— Никит, — шепчет Аня, всматриваясь в мои глаза. Сонно улыбаюсь, млея от ее прикосновений. Не хочется, чтобы эта ночь заканчивалась. Не хочу терять это очарование нашего единства.

— Ты хочешь ребенка? — ее вопрос немного встряхивает меня. Хмурюсь, пытаюсь понять, что за этим вопросом последует. И что я должен ответит.

— Да, мне бы хотелось от тебя ребенка. Девочку, — ласково провожу пальцем по ее щеке, внимательно следя за выражением ее глаз. Ничего странного не вижу. Она улыбается, жмурится и просто прижимается ко мне. Похоже я верно ответил на ее вопрос.

Аня

Складываю тетради, карандаши и ручки в сумку. Учиться на заочке интересно, главное не сильно отвлекает от семьи. У Никиты наконец-то все стабилизировалось на работе, больше не было поздних возращений домой. Паша с увлечением ходит в художественную школу, но по-прежнему стесняется своего увлечения.

— Ань, — возле парты останавливается Оля, староста нашей заочной группы и просто хороший человек. Она умеет вокруг себя организовать позитивное настроение, всегда улыбчивая и открытая для диалога девушка. Еще она волонтер нескольких благотворительных фондов. Активно принимает участие в сборах для больных деток, всегда выступает аниматором для детей, которые лишены родителей, помогает семьям, у которых особые дети. Для меня Оля похожа на мать Терезу, у нее доброе сердце и всегда всем сострадает.

— В конце месяц в одном доме культуры будет проходит осенняя ярмарка. Мы планируем продавать сладости ручной работы, полученные деньги переведем в дом малютки. Не хочешь принять участие?

— Я не умею делать конфеты.

— Ты можешь испечь печенья или пирог. Не обязательно конфеты.

— Я могу испечь печенье с апельсиновой начинкой.

— Будет замечательно. Я тебе всю информацию скину в вайбер.

Тепло улыбаюсь Оле, поражаясь ее энтузиазму и желанию помочь обездоленным детям. Тут задумываюсь, а смогла бы я взять из Дома малютки ребенка. Усыновить его и назвать своим. На прошлых выходных я смотрела одну передачу, там рассказывали о детях, от которых родители отказались в роддоме, или родителей лишили законных прав воспитывать. И смотря через экран в доверчивые глазки, полные надежды, что-то внутри меня перевернулось и обратно на место не встало.

И вот сейчас Олина идея не дает мне покоя. Я вновь и вновь прокручиваю в голове мысль о детях, которые находятся в казенных стенах. Вновь и вновь вспоминаю детей из передачи, в груди екает, и сердце болезненное сжимается. Мне хочется эту тему обсудить с Никитой. Последнее время я ему рассказываю все, что на душе. И он меня слушает, задает корректные и разумные вопросы, поддерживает мои идеи или находит разумные доводы в нецелесообразности моих внезапных идей.