– Обожаю эту пьесу… – Лионелла достала из сумки ручку и приготовилась заполнять формуляр, давая понять, что не собирается продолжать разговор. Но вдруг услышала голос Сироткиной:

– Прошу не занимать очередь! Касса закрывается на перерыв!

Этого набора слов, напичканного буквами «эр» Лионелле вполне хватило, чтобы окончательно понять: в прямой эфир звонила кассирша.

– Заполнили формуляр? – спросила Сироткина.

– Простите, в другой раз. – Лионелла попрощалась с Тамарой и направилась к выходу.

Удаляясь от кассы, она старалась идти не торопясь и, когда села в машину следователя, твердо заявила:

– Это она.

– Уверены? – уточнил Митрошников.

– Абсолютно.

– Заметили что-то особенное или странное?

– Встретила в магазине костюмершу Тамару.

– Колесниченко? – уточнил следователь. – Ее персона вызывает интерес. Хотелось бы знать, для чего она соврала. И ведь мастерски это сделала!

– Когда-то Колесниченко была актрисой.

– Неужели?

– С ней не продлили контракт, и она сделалась костюмером. Вам не кажется, что за этим может скрываться конфликт?

– Между кем и кем?

– Между бывшей актрисой Колесниченко и администрацией театра.

– Тогда следует выяснить, кто имел решающий голос при рассмотрении и продлении ее контракта. Директор?

– Не думаю, – сказала Лионелла. – Директор – это хозяйственник и управленец. Решение наверняка принимал главный режиссер, он же худрук.

– Стало быть, Магит? – спросил Митрошников.

– Скорее всего, он.

– Скажите, как интересно…

– И еще: Колесниченко училась в театральном училище вместе со Снегиной, Магитами, Петрушанской, Строковым и Мезенцевым. С ними после окончания она приехала работать в этот театр.

– Даже так? – удивился следователь. – Теперь давайте о деле: мы знаем, что на радио звонила Сироткина. Думаю, следует установить ее круг общения, а также дать Костюковой прослушать запись звонка на радио, возможно, она опознает голос.

– Постойте… Когда я сказала, что встретила в магазине Колесниченко, вам это не показалось странным?

– Вы с ней говорили?

– Всего несколько фраз.

– Чем Колесниченко объяснила свое присутствие? – спросил Митрошников.

– Тем, что живет рядом, – ответила Лионелла.

– По-моему, это все объясняет. Город у нас небольшой, при случае можно встретиться с кем угодно, – сказал Митрошников и посмотрел на часы: – Нужно ехать. В двенадцать у меня встреча с Мезенцевым. Он сам позвонил и сказал, что хочет поговорить. Не знаете, о чем пойдет разговор?

– Знаю, но не скажу. Сначала послушайте Мезенцева.

– Занозистая вы особа, – сказал Митрошников. – Вас в гостиницу?

– Отвезите меня в театр. Мне нужно на репетицию.

– И все-таки вы пришли! – заметив Лионеллу в зрительном зале, Виктор Харитонович Магит спустился со сцены, склонился и поцеловал ей руку: – Спасибо, Лионелла Павловна. Я ваш должник.

– Надеюсь, теперь вы поняли, забрать заявление раньше я не смогла.

– Да-да, понимаю! Митрошников был против, но, слава богу, все обошлось.

– Я репетирую сегодня? – спросила Лионелла.

– Как пожелаете, – ответил Магит.

– Я бы предпочла репетировать.

– В таком случае прошу вас на сцену!

Воодушевленный и полный сил, Магит решил взяться, пожалуй, за самую сложную и многолюдную сцену пьесы, предшествующую выстрелу из пистолета и нелепой попытке Войницкого убить профессора Серебрякова. Но пожилой актер Кондрюков, игравший профессора, был рассеян, и Лионелле не удавалось держать его внимание на себе, в результате чего она постоянно сбивалась.

Сцену повторяли то с одного, то с другого места. Так что к концу репетиции измученная Лионелла едва ворочала языком.

– Повторим с вашей фразы «Александр, ради бога, объяснись с ним», – в очередной раз велел Магит.

Лионелла взглянула на Кондрюкова и проговорила безо всякого выражения:

– Александр, ради бога, объяснись с ним… Умоляю.

Тот невнятно пробормотал:

– Хорошо, я объяснюсь с ним… Я ни в чем его не обвиняю, я не сержусь, но, согласитесь, поведение его, по меньшей мере, странно. Извольте, я пойду к нему.

– Уходит в среднюю дверь! – крикнул Магит из зала. – Кондрюков, не жуйте текст! Работайте над артикуляцией. Вас уже с четвертого ряда не слышно!

Кондрюков ничего не возразил и, вместо того чтобы уйти «в среднюю дверь», ушел за кулисы.

Лионелла спросила:

– Нам продолжать?

– Продолжайте, Лионелла Павловна. У вас – все прекрасно.

– Будь с ним помягче, успокой его… – Она сказала фразу из роли и снова обратилась к Магиту: – Мне уходить?

– Нет! Оставайтесь.

– Но здесь ремарка: «уходит за ним».

– Оставайтесь. А теперь – Анжелина! Зорькина! Ваша реплика!

Зорькина хлопнулась на колени перед Петрушанской.

– Нянечка! Нянечка!

Та погладила ее по голове:

– Ничего, деточка. Погогочут гусаки – и перестанут… Погогочут – и перестанут…

– Нянечка!

– Дрожишь, словно в мороз! Ну-ну, сиротка, бог милостив. Липового чайку или малинки, оно и пройдет… Не горюй, сиротка. – Петрушанская погрозила пальцем на «дверь», в которую ушел унылый артист: – Ишь, расходились, гусаки, чтоб вам пусто!

Вдруг раздался оглушительный хлопок. Актрисы испуганно вздрогнули и сбились в кучу.

– Что это?!

В динамике раздался голос помрежа:

– В тексте пьесы написано: за сценой выстрел.

– Вы что? Всерьез палили из пистолета?! – крикнул ей Магит.

– Откуда у меня пистолет? – поинтересовалась помреж. – Линейкой по микрофону щелкнула. Только и всего.

– В следующий раз щелкайте деликатнее!

– Хорошо… – прошелестел в микрофоне голос помрежа.

Виктор Харитонович поднялся на сцену:

– На сегодня, пожалуй, хватит. Кто занят в сегодняшнем спектакле, может пройти в гримуборную. Остальные – свободны. Завтра репетируем вечером, поскольку сцена будет свободна. Всем до свидания!

Лионелла хотела спуститься в зал, но ее задержала Петрушанская:

– Идете на примерку?

– А разве меня приглашали? – удивилась Лионелла. – Кажется, на днях я все примерила.