Против справедливости - Леонид Моисеевич Гиршович
-
Название:Против справедливости
-
Автор:Леонид Моисеевич Гиршович
-
Жанр:Разная литература / Классика
-
Страниц:40
Аннотация книги
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Леонид Гиршович
Против справедливости
© Л. Гиршович, 2021
© Н. Агапова, дизайн обложки, 2021
© ООО «Новое литературное обозрение», 2021
«Радуйся…»
Повесть
От евреев святое благовествование
Все события и имена в этой повести вымышлены. Сходство с реально существовавшими лицами случайно.
1
– Яшка!
Нет ответа.
– Яшка!
Она стояла на пороге. Пора класть засов. Опять ему на крыше спать.
– Я-а-а-шка!!
– Да хорош разоряться, – послышался за спиной голос Якова – Кубы по-домашнему. Яшками кличут в этих краях Иосифов. Но и Иошуа – тоже Яшка. Пишется «Иошуа», говорится «Яшуа» – как «Ярусалим», как «явреи». Галилею, сиречь губернию, выдавало аканье. Завидя паломников из Галилеи, обыкновенно на Пасху, жители Иудина града говорили: «Ясусики п’нааехали с губернии».
– Я-а-а-шка! – Мэрим в последний раз вгляделась во тьму, после чего со знакомым грохотом заложила засов. Дом заперт до рассвета – от грабителей, от бесов. «Слава Богу, что не от змей и скорпионов, как в горах Иудейских», – и она трижды прошептала:
– Благословен Ты, Господи, Боже наш, Царю мира… – дальше она не знала и произносила это троекратно. Она совсем не знала еврейского. Яшка – тот знал, лучше их всех. Поэтому Куба и злился. Взрослый мужчина, а ребенок больше евонова знает. Реб Ёсл говорит, что подзабыл с годами, но ясно, что никогда и не знал, иначе б не забыл.
Она легла, закрыла глаза и стала ждать. Наконец-то! Скребущий звук с наружной стороны скоро сменился шумом и возней на крыше. «Как всегда немытый спать пошел. Ничего, скоро начнутся дожди. Ладно, главное, что он дома».
Облегченно вздохнула, повернулась на другой, счастливый, бок и заснула. Ей снилось, что Яшка маленький еще, а крыша – его кроватка, чуть покатая, чтоб зимой вода стекала. А чтоб Яшка не скатился, по краю загородка, Юдька хочет ее спилить. «Он уже большой, ему не нужно». – «Да ты что! Сам ты большой». Но Юдька смеется:
Идише мамэ
Писается самэ…
– пока загородка не грянулась оземь, отчего она проснулась.
Это реб Ёсл отодвинул запор. Он раньше всех встает – она позже всех ложится. Поэтому запирает она, отпирает он. Женское помещение было очень маленьким, Мэрим – единственная женщина в доме.
Уже светло, уже реб Ёсл помолился, он человек богобоязненный. Но больше всех, кажется, он боится своего сына Якова – Кубы, который старше Мэрим. Она родила Яшку в четырнадцать, и ребята кричали хором – и Куба, и Юдька, и Шимик, и другой Яшка – Ёсий, младший из братьев: «Идише мамэ писается самэ, какается тоже, никуда не гоже».
Яшка всегда спал отдельно, сперва с нею, потом в прихожей. Ей казалось, что маленьким он вообще не засыпал – эдакий яхи-встахи. Всё, уже вроде бы тихо – а стоит ей только повернуться: «Мати!»
Она рассказывала ему истории на сон грядущий, которые складывались в одно целое. Сама Мэрим не могла больше отличить быль от выдумки. Звездный песок запорошил глаза. Месяц в игольчатой радуге. По ночной пустыне шли верблюды, груженные царскими дарами, а звездочеты прорицали с башен: «Новый царь родился в Вифлееме…».
– Это не в том, в другом Вифлееме, да мам? В настоящем.
– Да, Яшенька, да, мир зол зайн[1].
Галилейский Вифлеем, что располагался по соседству и в котором, по правде говоря, родился Яшка, – дыра вроде Ноцерета. Но в ее фантазиях он превращался в далекого иудейского тезку, куда они якобы ходили переписываться в царствование Ирода.
– Это не тот Ирод, который у нас сейчас, да, мам? А страшный-престрашный…
– Да, майн кинд. Сейчас Ирод хороший. Спи. А про того я тебе потом расскажу.
– Нет, сейчас, пожалуйста. А то я никогда больше не усну.
– Хорошо. Но это последняя история. И больше не проси. Обещаешь?
– Честное слово.
– Хорошо, рассказываю. Ты еще был у меня под сердцем, когда от самого Кесаря к царю Ироду прибыл гонец: «Хочу знать, – пишет Кесарь, – сколько в земле моей человек – мужей, жен?»
– И сколько человек детей – тоже, да, мати?
– Да, всех-всех. Каждый должен переписаться по месту рождения. А реб Ёсл из колена отца Божия, как я. Мы и оправились в иудейский Вифлеем, откуда все цари…
– Но не Ирод.
– Нет, не Ирод – только хорошие цари.
– Но и хороший Ирод – тоже нет.
– Нет. Только цари иудейские, а наш – галилейский Ирод.
– Да, он Царь Галилейский. Царь Иудейский – не он. Значит, пришли вы туда…
– Ну, пока искали, где регистрируются Иосифы, пока отстояли очередь, уже стемнело. Надо где-то заночевать. Мест в гостиницах нет. Хозяин нам сдал угол, с коровами, овцами – там ты и родился. Ангелы над тобой склонились и приняли тебя из сердца моего. Им на подмогу с небес спускались рати – еще и еще, охранять тебя от змей и скорпионов, их много в земле Иудиной. Ангелы, как привидения, от них свет неземной разлился…
– А пастухи? Ты про них не рассказала.
– Да, там на поле пастухи были, ночные сторожа. Увидали свет, ни на что не похожий. Перепугались до смерти. «Бежим!» А это Ангел в пути. «Мир вам и благословение, – говорит Ангел. – Радость какая. Новый царь родился, Спаситель вам всем. Пойдите в тот коровник, там младенец спит в ясельках, запеленатый». Когда ангелы улетели обратно на небо, пастухи решили: «Надо пойти посмотреть». Погнали они свое стадо по улице, на которую Ангел указал, и там в хлеву видят: мы втроем, я с тобою и твой отец…
– Но ненастоящий.
– Нет, ненастоящий. Настоящий, ты знаешь Кто.
– Да, знаю. Ну, дальше.
– А пастухи вернулись и рассказали другим пастухам, те – третьим. Пошла молва: родился Царь Иудейский, долгожданный, и ангелов тьма-тьмущая, светло, как днем. Дошло то до Ирода. «Как, Царь Иудейский? – закричал он. – Я – Царь Иудейский». Испугался и приказал всех младенцев вифлеемских, которых кормят грудью их матери, мечами зарубить.
– Только мальчиков…
– Только. Солдаты Ирода, как звери, врывались в дома, грудных детей убивали. Я тебя сеном прикрыла. Они врываются: «Ты, дед, кто таков?» – спрашивают реб Ёсла. – «Из Ноцерета галилейского». – «Сами слышим, что галилейского». – «Пришел переписаться». – «А тут чего прячетесь?» – «Мы не прячемся. В гостиницах мест нет. Вот дочка и надоумила: пойдем, по домам поспрашиваем. Может, пустит кто старого человека. Лучше, чем