Этуа лежит прямо над озером, горстка домов просыпана среди полей и виноградников. Здесь есть большой торговый центр, куда приезжают за покупками жители соседних деревень. Есть два каменных фонтана с питьевой водой – один из них льёт воду начиная с XVIII века, а ещё в Этуа, говорят, жил Райнер Рильке.

Влада сказала, что выбирала дом наобум – предложений было немного, ведь операции она решила отменить в последнюю минуту.

– И теперь не знаю, правильно ли сделала, – сокрушалась хозяйка, разглядывая себя в зеркале.

У Ксаны давно настал тот возраст, когда все новые люди напоминают тени прошлого – для каждого найдётся двойник, всякий напоминает уже виденного: не чертами лица, так манерой говорить, не смехом, так запахом, не повадками, так ухватками. Влада была вылитая Варя, подруга детства, пребывавшая в вечных сомнениях по любому поводу и каждый раз боявшаяся продешевить, наделать глупостей. Черта была раздражающая, но сходство успокаивало – ведь если хотя бы примерно поймёшь, как устроен человек, то сможешь с ним ладить.

– Сегодня поедем купаться, – сказала Влада. – Умеешь на велике?

Ксана чуть не поперхнулась чаем. Во-первых, велосипед – велик! – совершенно не подходил холёной красавице Владе – ей бы карету или в крайнем случае кабриолет. Во-вторых, Ксана после приснопамятных уроков с мамой ни разу не пыталась оседлать двухколёсное чудище. Ольга, «восьмёрка», тенистый двор на Шаумяна, вредные девочки, папа играет Шопена, ветер выдувает штору из окна – всё это вмиг пронеслось перед Ксаной, и лицо у неё стало, по всей видимости, такое странное, что хозяйка заволновалась:

– Эй, ты чего?

– Да так. Детская травма. Я упала с велосипеда, когда мне было десять.

– Ну вот, – расстроилась Влада. – А я с детства обожаю! Тут есть спортивный, есть попроще. Давай ты всё-таки попробуешь. Не сильно тогда травмировалась? Ногу, что ли, сломала?

Слово травма Влада поняла на свой лад. И дала понять, что от велика не отвертеться. Иначе, подразумевалось, неясно, за что платить (явно не за то, чтобы Ксана сидела в своей комнате, проводя изыскания в гугле!). Велосипед, который попроще, был выкрашен в тёмно-лиловый цвет и рядом со вторым – мощной машиной, хоть сейчас на Тур-де-Франс – выглядел игрушкой. Ксана осторожно, как к дикому коню, подошла к нему и, взобравшись на сиденье, проехала несколько метров.

Влада начала аплодировать:

– Ну, вот видишь! Ничего страшного. И даже если ты упадёшь, тут рядом столько клиник – сразу же к доктору!

Ехали медленно, точнее, Ксана ехала медленно, приноравливаясь к велосипеду, Влада то обгоняла её, то снова возвращалась, вела себя лихой спортсменкой и, как мальчишка, то и дело бросала руль. Но и у Ксаны дело заладилось – даже странно, почему она в детстве так не любила велосипед.

Небо над головой было исчёркано белыми инверсионными следами – самолётная графика. Справа тянулись поля с золотыми колосьями, зрелыми, тяжёлыми даже с виду. Слева убегали вверх виноградники. В Бушийоне пристегнули велосипеды к деревьям у часовни. Людей на пляже было немного, больных – вообще никого. Влада плескалась с удовольствием, Ксана тоже наслаждалась этим счастливым днём, выпавшим случайно из буден, как коллекционная монетка выпадает со сдачей тому, кто её не ждал. Потом загорали на камнях и разговаривали. Точнее, говорила Влада, ей нужно было рассказать Ксане так много всего! Она вела себя так, будто они сто лет знакомы и ещё сто не виделись.

Главным героем историй был, конечно, муж. Его зовут Пётр, у него куча разных бизнесов и, главное, связи, за которые многие готовы убить. Не Петра, конечно, убить, хотя ему тоже угрожали в своё время. Когда Пашка (сын, ныне студент безымянного университета в Швейцарии) был мелким, они гуляли в парке с двумя охранниками. Потом был поджог офиса, одного из охранников ранили шилом, в другого стреляли. Но это девяностые, надо понимать. Ксана очень хорошо понимала про девяностые, но не перебивала, слушала. Это была её обязанность – слушать. Не переводить, не развлекать, а главным образом слушать и вовремя кивать, делая соответствующее выражение лица. Изумление, восторг, ужас. Зависть, восторг, сочувствие.

– Когда мы познакомились, Пётр уже был на коне. А сейчас он вообще в списке «Форбс», и на него теперь тоже охотятся, но уже не бандосы, а девки. Не знают, дуры, что у него серьёзные проблемы с бизнесом… Большой бизнес – большие проблемы.

– Так, может, лучше не оставлять его одного в Петербурге? – осторожно спросила Ксана, потому что здесь явно была свободная строчка для её реплики.

– Я и так не оставляю. Но нельзя же показываться ему после операции! Я ведь не знала, что испугаюсь и не решусь…

Влада сорвала травинку и задумчиво покусывала её, а Ксана подумала, что в Европе никто не рвёт траву, чтобы её в задумчивости покусывать, – это память советского детства…

– Я по молодости работала санитаркой в госпитале, – продолжала Влада, не вынимая травинку изо рта. – И у нас был такой хирург, золотые руки, сейчас в Израиле работает, так вот он всегда говорил: оперативное вмешательство – только по жизненным показаниям! Почему-то я это вспомнила. У меня же нет жизненных показаний!

– Ты всё правильно сделала, – сказала Ксана. – Не нужны тебе никакие операции. Выглядишь замечательно! Лет тридцать можно дать.

Влада расстроилась:

– Я думала, двадцать пять.

К ним подошла немолодая дама в глухом купальнике тёмно-красного цвета. Спросила по-французски: не знают ли они, где здесь туалет? Ксана ответила, что выше по дорожке справа стоит бетонный домик (в прошлый раз Наташа и Лида там переодевались).

– Как ты шпаришь на ихнем! – восхитилась Влада. – Вот мне бы так тоже! Но я даже английский толком не выучила.

– Давай я буду с тобой заниматься! – загорелась Ксана. Это было бы прекрасное решение вопроса о должностных обязанностях. – За месяц можем много успеть.

– Ой, как здорово! Давай!

– Я дипломированный преподаватель, – зачем-то стала объяснять Ксана, хотя было видно, что Владе на это глубоко наплевать.

Они ещё раз окунулись, поплавали в озере вместе с отражениями гор, а потом Влада постелила на траве пушистые полотенца и крепко уснула, раскрыв рот и похрапывая. Ксану тоже клонило в сон, в голове, как бывает во время дрёмы, клубились обрывки мыслей, не связанные друг с другом воспоминания. Они пересекались и расходились в стороны, как белые следы самолётов в небе.

Наташа.

Долг.

Андрюша.

Танечкино лицо, когда она говорила: «Не волнуйся, я обо всём позабочусь».

Танечкино лицо, когда она говорила: «У меня не получилось обо всём позаботиться, прости, пожалуйста».

Папа.

Княжна.

Димка.

Следователь Валентин Петрович.

Май 1987 года.

Свердловск, май 1987 г.