Он не нуждался в моей защите, однако, посчитав себя его защитницей, я приняла вызов, и это себя оправдало. Я ощутила силу, радуясь, что обрела ее в себе. Мне всегда казалось, что я отрезана от родства с людьми вроде Пиппы, которая превращается в тигрицу, чуть только дело касается ее мальчиков. С этого момента я заявила права на собственный бренд родительства: сострадание; сочувствие; желание что-то изменить; бдительность хранительницы домашнего очага по отношению к планете; и безусловная любовь к жителям стран, где ко мне были добры – это Непал и позднее Пакистан.

В то время, конечно, таких глубоких мыслей у меня не было. Мне просто хотелось пить. Пятнадцать часов я прожила без капли воды, дыша смесью кислорода из баллона и разреженного воздуха, так что рот и горло были, словно наждачная бумага. Когда я попыталась глотать воду из бутылки, оказалось, что губы до того потрескались и онемели, что я никак не могла глотать, и вода просто текла по подбородку. Пришлось прихлебывать совсем понемножку, вытягивая шею, как птенец. Я выпила воду и чашку горячего чаю, а потом съела миску лапши с бульоном. Прождала до полудня, гадая, почему задерживается Йоханнес. Больше медлить было нельзя, ведь я планировала спуститься во второй лагерь в этот же день. Четвертый лагерь все-таки находится в Зоне смерти, и не было необходимости задерживаться там. Мы с Финджо Дорджи дошли до третьего лагеря, задержались там, чтобы немного освежиться, а затем продолжили спуск и около 5 часов вечера пришли во второй лагерь.

Повар вышел из палатки-столовой, чтобы попривет-ствовать нас. Больше там никого не было. Я связалась по рации с Дэниелом, находившимся в базовом лагере.

– Поздравляю, – сказал он. – У тебя получилось.

– Эй, а где же радость при встрече? Я думала застать тебя тут.

– Не, я в полной заднице. Пришлось уходить. Ты спустишься завтра?

– Может быть, – ответила я. – У нас все поднялись?

– Почти, – он не хотел уточнять детали, и это меня бесило. – Они сегодня заночуют в четвертом лагере. Вниз пойдут завтра. Тебе тоже надо завтра уходить.

Я заверила его, что приму это к сведению, но дважды ночевать во втором лагере казалось безопасно, ведь он гораздо ниже Зоны смерти, а мне хотелось остаться и поприветствовать остальных членов команды. Слушая радиообмен, я обрадовалась тому, что Эмма дошла до вершины, но пока не было информации о том, что там побывали все. У себя в палатке я стянула пуховик и ботинки, заползла в спальник, совершенно вымотанная. Позади уже почти половина спуска, но мне предстояло пройти еще долгий путь, прежде чем я окончательно спущусь с горы.

– Ванесса?

Кто бы ни пытался меня разбудить, у него должна быть чертовски веская причина.

– Второй лагерь? – это был голос Дэниела по радио. – Второй лагерь, прием.

Я сообразила, что уже утро. Сквозь полог палатки пробивался серый свет. Повар с широкой улыбкой заглядывал в палатку, протягивая мне рацию. Не вылезая из спальника, я села, чувствуя себя так, словно по мне проехался асфальтоукладчик.

– Эй, привет. Я здесь. Я проснулась.

– Как дела? – спросил Дэниел. – Готова отправляться вниз?

– Ни за что. Вчера сюда никто так и не добрался. Я подожду, пока команда спустится из четвертого лагеря.

Он пытался уговорить меня спуститься в базовый лагерь, но я не поддавалась, пока не вспомнила о Финджо Дорджи. Я была уверена, что он более чем готов вернуться к своей семье, и не хотела задерживать его здесь дольше необходимого. Если команда придет сюда достаточно рано, возможно, мы с Финджо Дорджи сможем уйти вниз уже сегодня, однако если выйдет иначе, мне придется остаться.

– Я начну складывать вещи, – пообещала я.

– Ну, ладно, – ответил Дэниел. – Скоро увидимся.

У меня ушло 5 часов на спуск сюда, и я понимала, что команда не станет зря задерживаться в четвертом лагере. Я ожидала увидеть их в любой момент и решила, что либо быстро поздравлю всех, и мы уйдем, либо, если погода позволит, останемся еще на одну ночь. В палатке-столовой за завтраком я снова слушала переговоры по радио. Потом заново уложила снаряжение, чтобы легче было пользоваться им в ледопаде. Время перевалило за полдень. Никто из команды так и не появился. Я лежала поверх спальника и читала, но мысли блуждали. Чем позже становилось, тем меньше у меня оставалось шансов успеть уйти вниз. Наконец, около 3 часов дня, в лагере начали появляться члены команды. Снова начались групповые объятия. Неизбежные хлопки ладонью в поднятую ладонь. Мы собрались в палатке-столовой и сидели там, молча глядя друг на друга.

– Не знаю, как насчет вас, ребята, – сказала я, – но думаю, что это, пожалуй, было самым трудным делом из всего, чем я когда-либо занималась.

Все расхохотались над моим изящным оборотом речи. Мы покинули Катманду восемь недель назад, бодрые, здоровые – разнородная команда случайно оказавшихся вместе альпинистов. Теперь мы напоминали собственные тени, каждый потерял от 11 до 14 кг, немытые шеи отчаянно чесались, лица мужчин обросли, а обветренная кожа стала от солнечных ожогов лилово-багровой. Глаз у одного из альпинистов упорно смотрел на четверть оборота в сторону. Другой не понимал, отчего у него кровоточит кишечник. Перри сказал, что не чувст-вует пальцы на ногах.

– А ты подкладывал Hotronics?

Я присела на корточки и стянула с него носки. Стопы выглядели вполне нормально, только казались чуть покрасневшими, словно он макнул пальцы в обжигающе горячую воду. Я пощекотала его средний палец, но он ничего не почувствовал.

– К счастью для тебя, я читаю только книги о трагедиях, случившихся с альпинистами в горах, – я улыбнулась ему, энергично растирая его стопы между ладонями. – Дело в том, что как раз сегодня утром я читала «Снег в королевстве» Эда Вебстера. Очень хорошо пишет. Он рассказывает о восхождении на Эверест, но со стороны Стены Кангшунг в Тибете.

– Ну и к чему сводится мораль? – поинтересовался Йоханнес.

– Он много пишет про обморожения.

– И что же?

– Ему надо держать стопы в теплой воде, – ответила я. – Держись крепче, Вебстер пишет, это чертовски больно.

Предвидя самое худшее, мы позвонили в Гималайскую спасательную ассоциацию, и они тут же разработали план с утра пораньше эвакуировать Перри на вертолете. Он пытался быть оптимистом, но время жизненно важно при обморожении. Он уже оставался на одну ночевку в четвертом лагере, а теперь ему предстояла еще одна ночь во втором. У этой истории горько-сладкий привкус, потому что, хотя он и потерял все пять пальцев на одной ноге, несколько лет спустя они с Эммой начали встречаться, сошлись и родили близнецов (хотя во время экс-педиции между