– Сколько бы у меня их ни было запасено, я требую извинения!

– Ну и получишь!

Дики поднял палец, изобразил на лице серьезно-покаянное выражение, открыл рот…

– Пенси!

Мы дружно обернулись, чтобы посмотреть, кто это такой. Оказалось, еще один представитель Лиги Плюща. В дверь он вошел, держа под руки двух девушек.

– Боже мой, Дики Вандервайл! А кто это с тобой?

Да, Дики был поистине гением общения. И явно испытывал гордость и ничем не замутненный восторг, когда ему удавалось так переплести нити своей жизни, чтобы, если ему вздумается, потянуть за любую, и все его друзья и друзья его друзей незамедлительно появятся у него на пороге. Собственно, для таких людей, как он, Нью-Йорк и был создан. И если уж ты попадал в объятия такого человека, как Дики Вандервайл, то очень скоро знал в Нью-Йорке почти всех; или, по крайней мере, всех белых и богатых людей моложе двадцати пяти лет.

Когда часы пробили десять, мы по настоянию Дики перебазировались в Йельский клуб, чтобы иметь возможность съесть по гамбургеру, пока не закрылся гриль. Усевшись вокруг старого деревянного стола, мы пили выдохшееся пиво прямо из стаканов для воды, и снова было множество неприличных анекдотов и бесконечные соревнования в остроумии. В этом клубе оказалось еще больше знакомых лиц, еще больше молниеносных знакомств, еще больше притворства, еще больше высокомерия, еще больше сладостных воспоминаний.

– Да-да, мы ведь уже и раньше встречались, – заявил один из только что прибывших, когда Дики меня с ним знакомил. – Помните, мы с вами танцевали пару раз у Билли Эберсли?

Я ошибалась, думая, что никто не заметил, что я самая старшая в этой компании. Дики, например, сразу это заметил и, видимо, счел весьма соблазнительным, потому что начал с вожделением поглядывать на меня через стол и каждый раз заговорщицки подмигивал, когда за столом звучало что-нибудь этакое, на мой взгляд, достойное в лучшем случае студента-второкурсника. Он явно верил почти всему, что рассказывали ему приятели о предпринятых ими летом эскападах с подругами старших сестер. А потому, пока Роберто и Велли тянули соломинку, счет которого из отцов подлежит опустошению, Дики, воспользовавшись всеобщей суматохой, подтащил свой стул поближе ко мне и спросил:

– А скажите, мисс Контент, где вас обычно можно найти в пятницу вечером? – И, указав на свою сестру и ее приятельниц, прибавил: – Подозреваю, что не в этом женском клубе.

– В пятницу вечером меня обычно можно найти дома.

– Ах дома? Будьте, пожалуйста, более точны с наречием «дома». Если вы скажете дома как и все, то мы решим, что вы живете вместе с родителями. Велли, например, дома носит полосатую пижаму конфетной расцветки, а у Роберто над кроватью висят модели аэропланов.

– Так и у меня примерно то же самое.

– Что именно вы имеете в виду? Пижаму или аэропланы?

– То и другое.

– Очень хотелось бы посмотреть! Ну, и где же тот дом, где вас можно найти вечером в пятницу в пижаме конфетной расцветки?

– А вас, Дики, значит, вечером в пятницу всегда можно найти именно здесь?

– Здесь?!

Дики был явно потрясен подобным предположением. Он даже испуганно огляделся. Потом презрительно махнул рукой и заявил:

– Разумеется, нет! Тут такая скучища! Сплошное старичье и эти вечно занятые активисты.

Он вдруг посмотрел мне прямо в глаза и предложил:

– А как вы отнесетесь к тому, чтобы нам отсюда удрать потихоньку? И прокатиться по Виллидж?

– И получится, что я украла вас у ваших друзей.

– Да ладно, они и без меня отлично обойдутся!

И Дики, словно забывшись, положил руку мне на колено.

– …Как и я без них.

– Вы бы лучше слегка сбавили скорость, Дики. Не то носом прямо в волнолом врежетесь.

Он моментально убрал руку и согласно покивал.

– Это вы точно заметили! Ничего, времени следует быть нашим союзником, а не врагом.

Он вскочил, опрокинув стул, поднял вверх палец и провозгласил, ни к кому конкретно не обращаясь:

– И пусть этот вечер завершится так же, как и начался: с ощущением тайны!

* * *

Непредвиденное преимущество #2?

Когда седьмого июля я явилась на работу, мистер Периш уже беседовал у себя в кабинете с каким-то привлекательным незнакомцем в отличном костюме, явно сшитом на заказ. Незнакомцу на вид было лет пятьдесят пять, и выглядел он как пережившая пик своей славы кинозвезда. Судя по тому, как эти двое вели беседу, можно было предположить, что они хорошо знают друг друга, но сохраняют определенную дистанцию, которую, впрочем, сами же себе и навязали – примерно так держатся друг с другом священники высшего звена, принадлежащие разным орденам, но исповедующие одну и ту же веру.

Когда незнакомец ушел, мистер Периш попросил меня зайти.

– Кэтрин, дорогая, садитесь. Вы знаете того джентльмена, с которым я только что беседовал?

– Нет.

– Его зовут Мэйсон Тейт. Вообще-то он раньше здесь работал и даже был моим заместителем, но потом переместился на более тучные пастбища; а точнее, сказал бы я, сменил целую череду тучных пастбищ. В общем, теперь он работает в «Конде Наст»[119] и собирается запускать новый литературный журнал, а потому подыскивает себе помощников. По-моему, вам тоже следовало бы с ним познакомиться.

– Мне и здесь хорошо, мистер Периш.

– Да, я знаю, и, если бы вы пришли сюда лет пятнадцать назад, это место было бы вам в самый раз. Но сейчас, увы, оно для вас мелковато.

И он выразительно похлопал ладонью по стопке писем с отказом в публикации, ждавших лишь его подписи.

– Мэйсон – человек не только очень деятельный, но очень способный. Так что вне зависимости от того, обретет ли успех его новый журнал, молодая женщина с таким умом, как у вас, работая с ним рядом получит прекрасную возможность многому научиться. И потом, с каждым днем дела в «Конде Наст» идут все более динамично. Куда более динамично, чем в затхлых кабинетах «Пембрук Пресс».

– Хорошо, я встречусь с ним, если вы считаете, что мне следует это сделать.

И вместо ответа мистер Периш протянул мне визитную карточку мистера Тейта.

Офис Мэйсона Тейта находился на двадцать пятом этаже здания «Конде Наст», и с первого взгляда могло показаться, что этот, пока еще пребывающий в проекте журнал уже много лет пользуется успехом у публики. В приемной за сделанным на заказ рабочим столом, на котором стояла ваза со свежими, только что срезанными цветами, восседала весьма впечатляющего вида секретарша. Она проводила меня в кабинет мистера Тейта, и