получить чек, я все еще пребывала в сумерках собственного незнания. Оглядевшись и увидев, что другие девушки весело щебечут и хорошо одеты, я даже приободрилась. Но, открыв конверт, обнаружила, что получила за неделю работы ровно в два раза меньше того, что заработала бы в «Куиггин и Хейл». В два раза!

Господи, подумала я, что же я наделала?

Я снова посмотрела на девушек вокруг, которые, сияя улыбками, уже принялись болтать о том, где собираются провести уик-энд, и тут до меня дошло: чего им не сиять – ведь им не так уж и нужен этот еженедельный чек, у них вообще совсем иное положение, чем у меня, которая только сейчас поняла, в чем разница между секретаршей и ассистенткой. Секретарша просто обменивает свой труд на зарплату чуть больше прожиточного минимума. А ассистентка, родившись в очень приличной семье и отучившись в Смит-колледже, просто получает эту должность, если ее мать, будучи в гостях, случайно оказалась за столом рядом с главным редактором издательства.

Но если мистер Периш и оказался прав насчет первых трех позиций, то насчет того, что для меня эта работа – тупик, он сильно ошибался.

Пока я торчала возле кассы, зализывая душевные раны, ко мне подошла еще одна ассистентка, Сьюзи Вандервайл, и спросила, не хочу ли я присоединиться к их компании и немного развлечься. Конечно, подумала я. Почему бы и нет? Ведь надвигающаяся нищета – это лучшая причина для того, чтобы напиться.

Когда мы с девушками из «Куиггин и Хейл» «выходили в свет», то обычно топали пешочком за угол до ближайшей пивнушки, обсуждали там события минувшего дня, сплетничали, пользуясь тем, что сумели подслушать по внутреннему телефону, а затем каждая направлялась на свою ветку надземного метро, будучи, в общем, практически трезвой. Но когда мы вышли из здания «Пембрук Пресс», Сьюзи сразу же подозвала такси. Мы дружно туда запрыгнули и направились в отель «Сент-Риджис», где брат Сьюзи, Дики, общительный и довольно развязный юнец только что из колледжа, ждал нас в коктейль-баре «Кинг Коул». Вместе с ним туда явились еще два его приятеля, с которыми он учился в Принстоне, и еще один, с которым он, учась в приготовительной школе, жил в одной комнате.

– Привет, сестренка!

– Привет, Дики. Ну, Хелен ты знаешь. А это Дженни и Кейти.

Дики со скоростью пулемета прогрохотал какие-то слова приветствия и быстренько начал представлять всех друг другу:

– Дженни – ТиДжей. ТиДжей – Хелен. Хелен – Велли. Велли – Кейти. Роберто – Роберто…

Никто, похоже, не заметил, что я в этой веселой компании старше всех на несколько лет.

Дики хлопнул в ладоши:

– Ну что, познакомились? Что будем пить?

Всем заказали джин-тоник, и Дики помчался собирать по всему бару мягкие кресла. Он с грохотом подталкивал их к нашему столу, и они налетали друг на друга, точно вагонетки или детские автомобили с буфером в парке на Кони-Айленд.

Уже через несколько минут была рассказана история о том, как Роберто – будучи во власти Бахуса и в немилости у Посейдона – заплутал в тумане у берегов Фишер-Айленда[116], врезался на отцовской моторной яхте «Бертрам» прямо в бетонный волнолом и, естественно, разнес яхту в щепки.

– Мне казалось, что до берега еще с четверть мили, – оправдывался Роберто, – потому что я хорошо слышал колокол на бакене по левому борту.

– Увы, – прокомментировал Дики, – бакен с колоколом на самом деле оказался всего лишь колокольчиком на веранде МакЭлроев, сзывавшим гостей к ужину.

Рассказывая что-либо, Дики вовсю строил глазки всем девушкам по очереди, а подробности демократично подчеркивал заверениями в том, что «это, разумеется, каждому известно»:

Ну, каждому ведь известно, какие бывают туманы у берегов Фишер-Айленда!

Господи, да каждому известно, как эти «Бертрамы» неповоротливы! Прямо как баржи!

Всем, конечно, известно, что за ужины у МакЭлроев: три важные бабушки и двадцать две кузины собираются вокруг блюда с жареными ребрышками, как волчата вокруг добычи, принесенной матерью-волчицей.

Да, Дики, все это нам было известно.

Мы знали того грубоватого старого джентльмена, который стоял за барной стойкой в клубе «Мори» в Нью-Хэвене. Мы знали, как скучны посетители «Мейдстоуна»[117]. Мы знали всех этих Добсонов, Робсонов и Фениморов. Мы знали, что значит «перекинуть парус», и нам было прекрасно известно, чем Палм-Бич отличается от Палм-Спрингз. Мы легко отличали вилку для жаркого от вилки для салата и от той специальной вилочки с загнутыми зубцами, которой выковыривают зернышки кукурузы, когда ее подают целым початком. И друг друга мы все так хорошо знали…

Вот тут-то и таилось первое из неявных преимуществ моей работы в «Пембрук Пресс»: ощущение возросшей уверенности в себе. Для молодой женщины зарплата в «Пембруке» была столь ничтожной, а профессиональные перспективы столь жалкими, что другим сразу же становилось ясно: ты согласилась на эту работу, потому что с легкостью можешь это себе позволить.

– Ты у кого работаешь? – еще в такси спросила одна из девушек.

– У Натаниэла Периша.

– О, блеск! А откуда ты его знаешь?

Откуда я его знаю? Сказать, что мой отец и мистер Периш вместе учились в Гарварде? Или что моя бабушка и миссис Периш в детстве проводили летние каникулы в Кеннебанкпорте? Или что я в течение целого семестра училась во Флоренции с племянницей Периша? В общем, детка, можешь выбирать сама.

Дики теперь стоял, держа в руках воображаемое рулевое колесо. Он бешено вращал глазами, указывая туда, откуда якобы доносился звон колокола на бакене, и декламировал:

Стала Эола Юнона молить такими словами:

Дал тебе власть родитель богов и людей повелитель

Бури морские смирять или вновь их вздымать над пучиной.

Ныне враждебный мне род плывет по волнам Тирренским,

Морем в Италию мча Илион и сраженных пенатов.

Ветру великую мощь придай и обрушь на корму им,

Врозь разбросай корабли, рассей тела по пучинам![118]

Он цитировал Вергилия стих за стихом, идеально соблюдая цезуры. Хотя можно было, конечно, заподозрить, что умение Дики цитировать классическую поэзию связано не с любовью к литературе, а, скорее, с механическим заучиванием стихов в подготовительной школе; просто эти выученные наизусть строки пока еще не совсем стерлись в его памяти, но со временем непременно сотрутся.

Дженни зааплодировала, и Дики, церемонно поклонившись, столкнул стакан с джином прямо на колени Роберто.

– Mon Dieu, Роберто! Надо быть половчее, старик!

– Половчее? Да ты испортил еще одну пару моих замечательных штанов цвета хаки!

– Да ладно,