— Нельзя. Если бы я ее не убрал, то потом онаотравила бы нам всю жизнь. И поверь мне, человеку, зарабатывающему деньги изнающему им цену: ее молчание столько не стоит.

— А что мы теперь скажем, когда вернемся?

— Кому?

— Не знаю, кому… Всем.

— Кому всем?

— Кате и тем арабам…

— А почему мы с тобой должны оправдываться?!Ночью мы взяли катер и уплыли на рыбалку, потому что с утра хорошо клюет. Мывстречали рассвет, ловили рыбу, а затем вернулись обратно. Мы не знаем, кудаделась Лена. Быть может, она ушла купаться, а может, тоже уехала на дискотекуили встретилась с кем-то из своих мужчин. Она взрослый человек в конце концов.Что мы ей, няньки, что ли?

— Как же она вышла из дома, если этого невидела служба безопасности?

— Я точно знаю, что в дом можно войти и выйтииз него незамеченным. Когда я сидел в домике у охранников, курил с ними кальяни трепался за жизнь, им было глубоко наплевать на все, что происходит рядом сдомом — они в окно даже ни разу не выглянули. Они ведь в кальян забили чегопокрепче…

— А Сайд?

— Сайд уехал в Каир к родственникам. Взялнесколько выходных и уехал.

— А Кира?

— После того как я сказал Кире о том, что непрощу ее предательство, она распсиховалась и то ли вернулась в Россию, то лиуехала в город и потерялась. А может быть, она утонула в ночном море.

— Все это так неправдоподобно. Слишком многонароду пропало.

— Поверь мне, для Египта это нормально,учитывая, что кругом пустыня. Если бы все случилось в России, то действительнонадо было бы кусать локти и кричать о том, что у нас большие проблемы. А здесьнужно расслабиться, взять себя в руки и жить по принципу: я ничего не видел иничего не слышал.

— А как здесь жить? Все равно что на костях.По-моему, нужно возвращаться домой. На вилле оставаться опасно. Слишком многонепонятного осталось в тени. Неровен час, еще в какую-нибудь историю влипнем.

— Сейчас нельзя улетать в Москву.

— Почему?

— Потому, что это будет слишком подозрительно.Пропали трое человек, а мы с тобой плюнули на дорогие путевки и вернулисьдомой. Какой напрашивается вывод?

— А может, возникли большие проблемы наработе.

— Все равно, все это очень подозрительно. Мыбудем отдыхать, как отдыхали, и делать вид, что ничего не случилось.

— Я не могу!

— Почему???

— Потому, что я не могу это сделать, ни поморальным соображениям, ни по физическим.

— Я и спрашиваю тебя, почему?

— Потому, что оставаться на вилле опасно. Японимаю, что ты мне совсем не веришь, но больше не хочу выглядетьдушевнобольной. Я просто устала. На вилле находится человек, переодевший Киру,который следил за каждым нашим шагом и каждым движением, и, если он еепереодел, значит, ему это было нужно. Значит, он просто подставил меня. А еще…Еще тут бродит настоящий ковбой. И вообще, я больше так не могу! Я хочу домой!Бог мой, я и подумать не могла о том, что мне предложат пожить на роскошнойвилле у Красного моря целый месяц, а я побуду на ней всего несколько дней и такстрашно захочу домой, что меня уже никто и ничто не может остановить.

— Ты будешь на вилле столько, сколько намположено, а это ни много ни мало, целый месяц.

— Но я не хочу!

— Чтобы не вызвать никаких подозрений, тыпробудешь на вилле положенный срок. — От голоса Анатолия повеяло таким холодом,что я больше не могла произнести ни слова. — И не нужно говорить, что тычего-то не хочешь. Я не хочу это слышать. Я тоже не хотел тебе помогатьизбавляться от трупов и от лишних свидетелей, но тем не менее я это сделал.

Сказав эти слова, Анатолий медленно и дажекак-то осторожно двинулся в мою сторону, и тут мне стало по-настоящему страшно.

— Не смей ко мне подходить! — громко крикнулая и затряслась как в лихорадке.

— Дура! Я же твой друг! Я же тебе помогаю!

Почувствовав еще более грозную опасность, янаклонилась, чтобы броситься в воду, но не успела. В два прыжка Анатолийоказался рядом со мной, и я ощутила силу его рук. Его хватка была слишкоммощной и слишком жесткой. Я попыталась вырваться, но из этого ничего неполучилось, — мой взгляд упал прямо на коробку, где лежала четвертая гиря, менязатрясло как в лихорадке. Я закрыла глаза, и стала гадать: когда же раздастсявыстрел и куда именно он попадет, в грудь или в спину?

— Стой и не двигайся, дура!

Анатолий грубо и очень больно вывернул мнеруку.

— Мне больно, — простонала я с глазами,полными слез.

— Тогда стой и не рыпайся, а то будет ещебольнее. Ты точно на всю голову больная. Послушай, подруга, тебя случайно вдетстве ниоткуда не роняли?! Я для нее старался, а она мне такие фортели вблагодарность выкидывает! Ты куда собралась? В море? Ну, скажи, ты собралась вморе?!

— В море.

— Зачем?

— От тебя хочу убежать…

— Зачем?

— Затем, что боюсь, что ты меня застрелишь.

— Послушай, ну почему ты такая дура?! Если бымне было нужно тебя застрелить, я бы уже давно это сделал. Какого черта бы ятогда с тобой канителился?!

Меня по-прежнему трясло как в лихорадке, и япо-прежнему пыталась вырваться и броситься в воду. От того, что Анатолию неудавалось со мной справиться, он прижал меня еще крепче и ударил изо всей силысвоей мощной рукой.

— Успокойся! Я тебе говорю, успокойся тынаконец! Хорош рыпаться, а то я сейчас точно тебя пристрелю! Задолбала!

Видимо, последние слова подействовали на менядолжным образом, и я тут же замерла как вкопанная.

— Вот так. Молодец! Совсем другое дело. Так истой.

И все же, как только Анатолий ослабил хватку,я тут же опять подалась вперед, но он резко отбросил меня назад.

— Ты что делаешь-то, дура?! Ты что, совсем пофазе сдвинулась?

В эту минуту я окончательно сдалась и зарыдалавзахлеб: