Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Любаша вновь задала правильный вопрос:
— Ты его любишь?
— Люблю. Но это пройдёт. — Надя не выдержала и заревела: — Пройдёт же, правда? Это же не будет длиться всю жизнь?..
Любаша подошла, и неловко, боком, обняла Надю.
— Чш-ш, я о тебе позабочусь, я же твоя старшая сестра. Хочешь клубники?
Очень скоро Надя успокоилась. Московские воспоминания — и страшные, и горькие, и сладкие, и постыдные — отступили под натиском повседневных хлопот. Любаша купила в рассрочку швейную машинку и подарила её Наде. Та маялась от безделья, не зная, куда приложить руки, и до слёз обрадовалась подарку.
— Спасибо! Я помогу тебе выплачивать кредит!
— Не вздумай! — отрезала Любаша. — Я твоя старшая сестра! Могу я хоть раз в жизни сделать тебе нормальный подарок?
— Ладно, тогда я нашью пеленок и распашонок для твоего малыша! И конверт на выписку. И тебе халатик для роддома.
Надя накупила бязи, фланели и ситца, и за пару недель сшила приданое для малыша. А ещё расклеила на автобусной станции, почте и «Юшкиных продуктах» объявления о том, что берётся шить и ремонтировать одежду. К удивлению Нади, появились первые клиенты. Обычно заказывали всякую мелочовку — переделать старые джинсы в юбку, подшить шторы или поставить заплаты на детские штаны, но случались и более серьёзные заказы. Одна девушка из обеспеченной семьи собиралась замуж и хотела, чтобы её подружки по западной традиции надели платья из одинаковой ткани. Она видела подобное в свадебном журнале — и ей так понравилось, что она согласилась оплатить пошив. Подружки удивились невестиному расточительству, но на предложение согласились, только им лень было ездить в город на примерки. А тут подвернулась Надя: и денег просила меньше, и жила рядом, и если не понравится — обещала бесплатную переделку. Так что к сентябрю Надя подрядилась сшить пять розовых платьев — разного фасона, но из одинаковой ткани. Она погрузилась в поиск выкроек, выбор ткани и расчёт метража. Дело предстояло новое и сложное. Много денег оно не сулило, но кое-какую репутацию помогло бы заработать.
Приходил Данила Кандауров, хотел поговорить, но Надя сослалась на занятость. Она бы пообщалась с ним, не будь она беременна. А так придётся сказать правду, выслушать гневные вопли и оскорбительные замечания. Рано или поздно Данила узнает, что она вернулась из Москвы в положении, но пусть это случится попозже. Не сейчас, когда она так уязвима и растеряна. Надя малодушно откладывала объяснение с парнем, который считал себя её женихом.
— Ты держишь его на привязи, как собаку, — сказала Любаша. — Не говоришь ни «да», ни «нет», оставляешь надежду, что у вас что-то получится.
— Нет! — возмутилась Надя. — Я даже не заигрываю с ним, он сам сюда таскается.
— Когда ты ему всё расскажешь?
— Скоро. А почему ты спрашиваешь?
— Просто жалко человека.
— С чего бы? Может, он тебе нравится?
— Может, и нравится, — вздохнула Любаша и опустила взгляд на свой гигантский живот. Вот-вот рожать. — Он самый толковый парень в Юшкино.
— Кто, Данила? Да он же неисправимый хулиган! В десятом классе разгромил ларёк с сигаретами, продал соседскую козу дачникам, послал матом военрука.
— Ошибки молодости! Надюша, не нам его судить. Можно подумать, мы чистенькие и невинные.
— Ну так-то да, — согласилась Надя, — но мне всё равно нравятся более спокойные парни. Отличники и умники… Если хочешь — забирай Данилу себе, мне не жалко.
Любаша только фыркнула. В августе она родила здорового мальчика. Назвала Николаем с подачи Нади: та рассказала о храме на вокзале. Надя предложила крестить Николашу, но Любаша отказалась:
— Кто знает, может, он вырастет и захочет стать мусульманином? Нехорошо получится.
— Но ты же не записала Марата отцом!
— Так и что? Вдруг мусульманская кровь победит христианскую, и Николаша станет татарином?
Надя всмотрелась в белокурого бутуза с нежнейшей розовой кожей и голубыми глазами:
— Что-то не похож он на татарина… Надо у отца Сергия спросить.
Кроме этого Наде хотелось задать монаху и другие вопросы, — например, про его крестника Глеба Громова, не появлялся ли он в окрестностях несколько недель назад? — но братия забаррикадировалась на острове и с утра до ночи реставрировала храм. Из города к ним приехала бригада строителей и плотников — до жителей Юшкино доносились визг пил и беспрестанный стук молотков. Данила только и успевал переправлять на лодке ящики с продуктами: муку, растительное масло, геркулесовую кашу. Несколько раз привозили стройматериалы — да не простые, а подороже: карельскую берёзу, сухостойную сосну. Видимо, монахи затеяли что-то грандиозное.
— И где они раздобыли столько денег на восстановление храма? — размышляла мама. — Ящик с пожертвованиями, который стоит на почте, постоянно пустой. Оно и понятно, на какие шиши спонсировать религию, если работы нет? Туда разве что бабушки с пенсии кидали.
— Я тоже кидала, — сказала Надя, — то десять рублей, то двадцать.
— Ну вот, значит, на твои деньги они и строятся. Жулики в рясах.
* * *
Накормив и укачав Николашу, Любаша села за кухонный стол, где Надя возилась с розовым муслином. Мама уже ушла спать в свою комнату. За окном плескалась чернота, лишь над островом висел бриллиантовый серп луны.
— Ты же понимаешь, что деньги того парня, с которым ты… встречалась, — аккуратно начала Любаша, — до сих пор на твоём счёте? Неважно, выбросила ты карту или нет.
— Понимаю. Надо сходить в банк и отправить их обратно. Дошью платья подружкам невесты и съезжу в Коробельцы.
— Это окончательное решение?
— Да.
— А ты не думала, что он будущему ребёнку их перечислил, а не тебе?
— Он не знал про ребёнка.
— Но предполагать-то мог? От секса иногда рождаются дети.
— Но не в том случае, когда девушка беременна.
— Ты о чём? — удивилась Любаша.
— Когда мы с ним… Ну, ты поняла… Он думал, что я беременна от другого человека. Поэтому деньги и ребёнок не связаны. Он просто откупился от меня, чтобы не выглядеть подлецом в собственных глазах, — вот и всё. Я у него не единственная была.
Любаша погрузилась в глубокую задумчивость, глядя в окно. Потом спросила:
— Ты когда-нибудь расскажешь, кто он такой, и что между вами произошло?
— Когда-нибудь расскажу.
— Ты жалеешь, что была с ним?
Надя воткнула иголку в ткань и отложила шитьё. Подумала над вопросом сестры и честно ответила:
— Нет, не жалею. А ты?
Жалеешь ли ты, что мамин хахаль рассмотрел своими сальными глазками твою юную красоту?